Биографии и истории жителей Ленина 52
Чирков Сергей Кузьмич
Чирков родился 21 февраля 1900 г. в городе Глазове Вятской губернии. В 1927 г. получил образование химика, окончив Пермский университет. В 1928–1930 гг. занимался преподаванием в родном университете, а в 1930–1933 гг. – в Пермском химико-технологическом институте.
С 1933 г. жизнь Чиркова связана со Свердловском, где продолжил заниматься научной и преподавательской деятельностью. Здесь работал старшим химиком в Уральском филиале Академии наук (УФ АН) СССР в 1933–1936 гг., старшим инженером в Центральной исследовательской лаборатории Уральского хромпикового завода в 1937–1939 гг. Также заведовал лабораторией соляных равновесий в УФ АН СССР в 1935–1937 гг., гидрохимической и физико-химической лабораторией Свердловского научно-исследовательского гигиенического института в 1939–1950 гг. Длительное время являлся консультантом Уральского геологического управления, химической лаборатории Института черных металлов.
В 1947 г. защитил докторскую диссертацию по теме «Бром в соляных отложениях Соликамского месторождения» и получил степень доктора химических наук, а в 1948 г. –звание профессора. В 1951–1959 гг. Чирков заведовал кафедрой аналитической химии Уральского университета. Особенно студенты любили его лекции по физико-химическим методам анализа.
В сферу научных интересов Чиркова входили гидрохимическое исследование водных источников Урала, исследования в области физико-химических методов анализа и применение их для технического анализа руд, санитарного анализа природных и сточных вод. Чирков является автором более 70 печатных работ. Многие из разработок Чиркова были внедрены в практику.
Скончался на 60-м году жизни 28 мая 1959 г. в Свердловске.
С 1933 г. жизнь Чиркова связана со Свердловском, где продолжил заниматься научной и преподавательской деятельностью. Здесь работал старшим химиком в Уральском филиале Академии наук (УФ АН) СССР в 1933–1936 гг., старшим инженером в Центральной исследовательской лаборатории Уральского хромпикового завода в 1937–1939 гг. Также заведовал лабораторией соляных равновесий в УФ АН СССР в 1935–1937 гг., гидрохимической и физико-химической лабораторией Свердловского научно-исследовательского гигиенического института в 1939–1950 гг. Длительное время являлся консультантом Уральского геологического управления, химической лаборатории Института черных металлов.
В 1947 г. защитил докторскую диссертацию по теме «Бром в соляных отложениях Соликамского месторождения» и получил степень доктора химических наук, а в 1948 г. –звание профессора. В 1951–1959 гг. Чирков заведовал кафедрой аналитической химии Уральского университета. Особенно студенты любили его лекции по физико-химическим методам анализа.
В сферу научных интересов Чиркова входили гидрохимическое исследование водных источников Урала, исследования в области физико-химических методов анализа и применение их для технического анализа руд, санитарного анализа природных и сточных вод. Чирков является автором более 70 печатных работ. Многие из разработок Чиркова были внедрены в практику.
Скончался на 60-м году жизни 28 мая 1959 г. в Свердловске.
Деменев Н.В.
Н. В. Деменёв родился в 1902 г. в Пермской губернии. В 1930 г. он окончил Уральский политехнический институт. Основным направлением его деятельности была химия: в 1948 г. стал доктором химических наук, в 1949 г. – профессором, а уже к 1961 г. – академиком АН Киргизской ССР.
В 1932–1936 гг. был директором Уральского физико-химического института; в 1936–1961 гг. – заместитель председателя, председатель президиума УФАН СССР, одновременно директор Института металлофизики, металловедения и металлургии, Института химии и металлургии; с 1961 г. работал в АН Киргизской ССР.
Н. В. Деменёв внес вклад в решение проблемы комплексного использования руд, содержащих тугоплавкие, редкоземельные и радиоактивные элементы; занимался проблемами физической химии дисперсных систем, химии и технологии редких элементов. Демёнев является автором более 100 печатных работ, а также был награжден орденом Трудового Красного Знамени, а также двумя орденами «Знак Почета».
Н. В. Деменёва не стало в 1982 г.
В 1932–1936 гг. был директором Уральского физико-химического института; в 1936–1961 гг. – заместитель председателя, председатель президиума УФАН СССР, одновременно директор Института металлофизики, металловедения и металлургии, Института химии и металлургии; с 1961 г. работал в АН Киргизской ССР.
Н. В. Деменёв внес вклад в решение проблемы комплексного использования руд, содержащих тугоплавкие, редкоземельные и радиоактивные элементы; занимался проблемами физической химии дисперсных систем, химии и технологии редких элементов. Демёнев является автором более 100 печатных работ, а также был награжден орденом Трудового Красного Знамени, а также двумя орденами «Знак Почета».
Н. В. Деменёва не стало в 1982 г.
Грязнов Н.С.
Н. С. Грязнов родился в 1907 г. в городе Клин. В 1925 г. поступил в Московский жировой техникум, затем в 1926—1930 годах учился в Химико-технологическом институте им. Д. И. Менделеева. Еще во время учебы устроился в институт «Мосгипрококс».
В 1931 г. был переведен в Свердловск в объединение «Востокококс», откуда в 1932 году был приглашен на строительство Губахинского коксохимического завода. Далее Грязнов перевелся в Восточный углехимический институт, где и проработал большую часть своей жизни. Н. С. Грязнов прошел за 40 лет путь от младшего научного сотрудника до заведующего углекоксовым отделом института. В 1968 г. стал профессором.
Основным направлением деятельности Н. С. Грязнова это коксохимия, кроме того, он активно занимался и общественной деятельностью: работал в ряде международных организаций, в частности – Комитета по углю Европейской экономической комиссии ООН. Н. С. Грязнов был награжден орденами Трудового Красного Знамени и «Знак Почета», медалями «За трудовую доблесть» и «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», а также медалью КНР «Дружба».
Н. С. Грязнова не стало в 1991 году, он был похоронен на Широкореченском кладбище г. Екатеринбург.
Избранные работы:
В 1931 г. был переведен в Свердловск в объединение «Востокококс», откуда в 1932 году был приглашен на строительство Губахинского коксохимического завода. Далее Грязнов перевелся в Восточный углехимический институт, где и проработал большую часть своей жизни. Н. С. Грязнов прошел за 40 лет путь от младшего научного сотрудника до заведующего углекоксовым отделом института. В 1968 г. стал профессором.
Основным направлением деятельности Н. С. Грязнова это коксохимия, кроме того, он активно занимался и общественной деятельностью: работал в ряде международных организаций, в частности – Комитета по углю Европейской экономической комиссии ООН. Н. С. Грязнов был награжден орденами Трудового Красного Знамени и «Знак Почета», медалями «За трудовую доблесть» и «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», а также медалью КНР «Дружба».
Н. С. Грязнова не стало в 1991 году, он был похоронен на Широкореченском кладбище г. Екатеринбург.
Избранные работы:
- Коксование газовых углей Кузбасса. М.: Свердловск-Москва. - Металлургиздат., - 1948. - 231с.
- Пластическое состояние и спекание углей / Н. С. Грязнов .— Свердловск : Металлургиздат, 1962 .— 192 с.
- Основы теории коксования. М.: Металлургия, 1976. - 312с.
- Пиролиз углей в процессе коксования / Н. С. Грязнов. - М. : Металлургия, 1983. - 184 с.
Данцинг Р.А.
Р. А. Данциг родился в 1910 году в г. Семипалатинске. В 1930 г. он окончил Строительное отделение Уральского индустриального техникума и был направлен на работу в Проектно-изыскательную контору «Уралдорпроект», где работал начальником изыскательной партии. В 1931–1934 гг. продолжил учебу в Ленинградском автомобильно-дорожном институте им. В. В. Куйбышева. По окончании института вернулся в "Урапдорпроект''. В конце 1934 года был переведен на преподавательскую работу в Свердловский дорожно-механический техникум Гушосдора НКВД. Четыре года преподавал курс "Изыскания и проектирование дорог", с 1936 по 1938 год занимал должность директора по учебной части.
В 1938 году перешел на работу в институт УНИИпромедь, где проработал до 1945 года в должности старшего инженера и инженера-бригадира в секторе генпланов и транспорта. В 1945 году Роберт Арнольдович поступил в аспирантуру при кафедре "Изыскания и проектирование автомобильных дорог" МАДИ и после ее окончания работал в Уральском Лесотехническом институте преподавателем кафедры геодезии.
В 1952 году Р.А. Данциг перешел на работу во вновь организованный Уральский НИИ Академии Коммунального хозяйства старшим научным сотрудником сектора благоустройства городов, а с 1953 года занимал должность руководителя сектора городских дорог.
С 1953 года Р.А. Данциг полностью посвятил себя работе в Уральском политехническом институте им. С. М. Кирова на должности доцента кафедры Городское строительство. Р.А. Данциг также был членом Союза архитекторов СССР.
С апреля 1966 года Роберт Арнольдович был избран заведующим кафедрой «Городское строительство» и находился на этом посту до конца своей жизни; являлся членом Ученого Совета строительного факультета и Ученого Совета УПИ им. С. М. Кирова, Совета по присуждению ученых степеней. Ему принадлежит большая роль в созидании и укреплении кафедры и специальности Городское строительство. Данциг создал и возглавил на кафедре научное направление по транспортной тематике, а также из первых в стране он организовал транспортные обследования в городах Урала и Казахстана.
Под его руководством был выполнен комплекс обследований интенсивности движения в Свердловске. Проведенные в Свердловске комплексные транспортные обследования положены в основу обоснования и создания в городе метрополитена, которым мы пользуемся и по сей день.
Р. А. Данцига не стало в 1975 г.
В 1938 году перешел на работу в институт УНИИпромедь, где проработал до 1945 года в должности старшего инженера и инженера-бригадира в секторе генпланов и транспорта. В 1945 году Роберт Арнольдович поступил в аспирантуру при кафедре "Изыскания и проектирование автомобильных дорог" МАДИ и после ее окончания работал в Уральском Лесотехническом институте преподавателем кафедры геодезии.
В 1952 году Р.А. Данциг перешел на работу во вновь организованный Уральский НИИ Академии Коммунального хозяйства старшим научным сотрудником сектора благоустройства городов, а с 1953 года занимал должность руководителя сектора городских дорог.
С 1953 года Р.А. Данциг полностью посвятил себя работе в Уральском политехническом институте им. С. М. Кирова на должности доцента кафедры Городское строительство. Р.А. Данциг также был членом Союза архитекторов СССР.
С апреля 1966 года Роберт Арнольдович был избран заведующим кафедрой «Городское строительство» и находился на этом посту до конца своей жизни; являлся членом Ученого Совета строительного факультета и Ученого Совета УПИ им. С. М. Кирова, Совета по присуждению ученых степеней. Ему принадлежит большая роль в созидании и укреплении кафедры и специальности Городское строительство. Данциг создал и возглавил на кафедре научное направление по транспортной тематике, а также из первых в стране он организовал транспортные обследования в городах Урала и Казахстана.
Под его руководством был выполнен комплекс обследований интенсивности движения в Свердловске. Проведенные в Свердловске комплексные транспортные обследования положены в основу обоснования и создания в городе метрополитена, которым мы пользуемся и по сей день.
Р. А. Данцига не стало в 1975 г.
Воробьев Дмитрий Игоревич
Воробьев родился в 11.01.1961 г. в городе Борзя Читинской области. В 1984 г. окончил Свердловский архитектурный институт, однако вся его жизнь связана с кинематографом. После учебы в 1986–2004 гг. Дмитрий работал на Свердловской киностудии, начиная администратором и продвигаясь до второго режиссера на разных картинах киностудии. С 1994 по 2000 гг. Д. Воробьев являлся директором Объединения художественных фильмов Свердловской киностудии, с 2000 по 2004 гг. – Директор Первого продюсерского управления Свердловской киностудии.
В 1992 г. случился режиссерский дебют Воробьева с короткометражным фильмом «Апноэ». В дальнейшем выступал в качестве второго режиссера на многих проектах Свердловской киностудии. Особое место в карьере Воробьева как режиссера-постановщика занимают документальные фильмы.
С начала нулевых активно продюсировал кино и сериалы, а в 2004 г. совместно с Алексеем Федорченко учредил новую студию «Компания 29 февраля», где является продюсером. В качестве продюсера работал с такими режиссерами, как Ярополк Лапшин, Александр Цацуев и Алексей Федорченко.
Так, совместно с Федорченко, который выступил и в качестве режиссера, Воробьев продюсировал фильм под названием «Ангелы революции», повествующий о конфликте советской власти и коренного населения уральской тайги – хантов и ненцев, вылившемся в вооруженное Казымское восстание.
Является членом Союза кинематографистов, членом Киносоюза, а также Союза дизайнеров. Лауреат Премия Губернатора Свердловской области.
В 1992 г. случился режиссерский дебют Воробьева с короткометражным фильмом «Апноэ». В дальнейшем выступал в качестве второго режиссера на многих проектах Свердловской киностудии. Особое место в карьере Воробьева как режиссера-постановщика занимают документальные фильмы.
С начала нулевых активно продюсировал кино и сериалы, а в 2004 г. совместно с Алексеем Федорченко учредил новую студию «Компания 29 февраля», где является продюсером. В качестве продюсера работал с такими режиссерами, как Ярополк Лапшин, Александр Цацуев и Алексей Федорченко.
Так, совместно с Федорченко, который выступил и в качестве режиссера, Воробьев продюсировал фильм под названием «Ангелы революции», повествующий о конфликте советской власти и коренного населения уральской тайги – хантов и ненцев, вылившемся в вооруженное Казымское восстание.
Является членом Союза кинематографистов, членом Киносоюза, а также Союза дизайнеров. Лауреат Премия Губернатора Свердловской области.
Чебуков Михаил Филлипович
Чебуков Михаил Филлипович
Чебуков родился в селе Чераул Уфимской губернии в 1901 г. Окончил Уральский индустриальный институт по специальности «инженер-строитель» в 1929 г.
После окончания института в период с 1929 по 1938 гг. заведовал сектором вяжущих материалов в Восточном комплексном институте сооружений в Свердловске. А уже с 1938 г. и до самого окончания жизни судьба Чебукова была связана с УПИ, где он с 1938 г. стал заниматься преподаванием. В 1940 г. Чебуков защитил кандидатскую диссертацию, а в 1952 г. организовал кафедру «Технология цемента», которой заведовал до 1973 г.
Будучи специалистом в области вяжущих материалов, Чебуков стал создателем уральской школы цементников и внес большой вклад в развитие уральской строительной промышленности. Чебуков разработал новую технологию производства глиноземистого цемента методом доменной плавки и теорию быстрого обжига цементного клинкера, принесшую ученому мировую известность. Руководил научными работами по расширению сырьевой базы уральской промышленности строительных материалов и использованию шлаков и зол в производстве цементов и бетонов. Подготовил 21 кандидата технических наук. Имеет 3 авторских свидетельства на изобретения. М.Ф. – автор более 150 печатных работ, в т. ч. 1 монографии.
За свой научный и педагогический труд М.Ф. был награжден многочисленными медалями, а также орденом «Знак Почета» в 1958 и 1961 г.
Чебуков ушел из жизни на 85-м году 31 декабря 1985 г. в Свердловске.
Чебуков родился в селе Чераул Уфимской губернии в 1901 г. Окончил Уральский индустриальный институт по специальности «инженер-строитель» в 1929 г.
После окончания института в период с 1929 по 1938 гг. заведовал сектором вяжущих материалов в Восточном комплексном институте сооружений в Свердловске. А уже с 1938 г. и до самого окончания жизни судьба Чебукова была связана с УПИ, где он с 1938 г. стал заниматься преподаванием. В 1940 г. Чебуков защитил кандидатскую диссертацию, а в 1952 г. организовал кафедру «Технология цемента», которой заведовал до 1973 г.
Будучи специалистом в области вяжущих материалов, Чебуков стал создателем уральской школы цементников и внес большой вклад в развитие уральской строительной промышленности. Чебуков разработал новую технологию производства глиноземистого цемента методом доменной плавки и теорию быстрого обжига цементного клинкера, принесшую ученому мировую известность. Руководил научными работами по расширению сырьевой базы уральской промышленности строительных материалов и использованию шлаков и зол в производстве цементов и бетонов. Подготовил 21 кандидата технических наук. Имеет 3 авторских свидетельства на изобретения. М.Ф. – автор более 150 печатных работ, в т. ч. 1 монографии.
За свой научный и педагогический труд М.Ф. был награжден многочисленными медалями, а также орденом «Знак Почета» в 1958 и 1961 г.
Чебуков ушел из жизни на 85-м году 31 декабря 1985 г. в Свердловске.
Стрелков Константин Константинович
Стрелов родился в селе Дьяково Вельского района Архангельской губернии. В 1941 г. окончил Уральский индустриальный институт – а именно такое название носил УПИ с 1934 по 1948 гг. – по специальности «инженер-технолог». Сфера научных интересов – огнеупорные материалы. Участвовал в Великой Отечественной войне, награжден орденом Отечественной войны II степени в 1945 г.
После войны Стрелов вернулся на Урал, где стал заниматься преподаванием в Богдановичском горно-керамическом техникуме, в 1946–1953 гг. будучи его директором. Затем занимал еще несколько директорских постов: в 1953–1975 гг. был начальником Уральского отделения Всесоюзного института огнеупоров, а в 1959–1975 гг. – занимал пост директора Восточного института огнеупоров в Свердловске. Примерно в это же время жил на Ленина, 52 (в 1964 году зафиксирован в справочниках как житель корпуса 52/3 кв. 145).
Получив в 1966 г. степень доктора технических наук, Стрелов вернулся в родной институт, заведовал кафедрой химической технологии керамики и огнеупоров в УПИ в 1975–1996 гг. В 1980 г. получил звание профессора. В ходе научно-преподавательской деятельности Стрелов добился значительных успехов: подготовил 16 кандидатов наук, стал автором 230 печатных работ, в т. ч. 8 учебников и монографий. Кроме того, имел 20 авторских свидетельств на изобретения.
Стрелов был специалистом по огнеупорным материалам: он занимался разработкой технологий производства огнеупорных бетонов, магнезиальных огнеупоров, теплоизоляционных волокнистых материалов и руководил их внедрением на Первоуральском динасовом заводе, Богдановичском огнеупорном заводе, комбинате «Магнезит» и др.
Стрелов был удостоен ряда различных советских и российских наград, в числе которых орден Трудового Красного Знамени (1971 г.), звание Заслуженного металлурга РФ (1996 г.), а также разнообразные медали.
Скончался Стрелов на 89-м году жизни 1 июля 2000 г в Екатеринбурге.
После войны Стрелов вернулся на Урал, где стал заниматься преподаванием в Богдановичском горно-керамическом техникуме, в 1946–1953 гг. будучи его директором. Затем занимал еще несколько директорских постов: в 1953–1975 гг. был начальником Уральского отделения Всесоюзного института огнеупоров, а в 1959–1975 гг. – занимал пост директора Восточного института огнеупоров в Свердловске. Примерно в это же время жил на Ленина, 52 (в 1964 году зафиксирован в справочниках как житель корпуса 52/3 кв. 145).
Получив в 1966 г. степень доктора технических наук, Стрелов вернулся в родной институт, заведовал кафедрой химической технологии керамики и огнеупоров в УПИ в 1975–1996 гг. В 1980 г. получил звание профессора. В ходе научно-преподавательской деятельности Стрелов добился значительных успехов: подготовил 16 кандидатов наук, стал автором 230 печатных работ, в т. ч. 8 учебников и монографий. Кроме того, имел 20 авторских свидетельств на изобретения.
Стрелов был специалистом по огнеупорным материалам: он занимался разработкой технологий производства огнеупорных бетонов, магнезиальных огнеупоров, теплоизоляционных волокнистых материалов и руководил их внедрением на Первоуральском динасовом заводе, Богдановичском огнеупорном заводе, комбинате «Магнезит» и др.
Стрелов был удостоен ряда различных советских и российских наград, в числе которых орден Трудового Красного Знамени (1971 г.), звание Заслуженного металлурга РФ (1996 г.), а также разнообразные медали.
Скончался Стрелов на 89-м году жизни 1 июля 2000 г в Екатеринбурге.
Без кошки тут нельзя было жить
Вынужденный переезд
Дед мой служил в кафедральном соборе Кургана. Был дьяконом. Возглавлял бунт среди семинаристов. За это его посадили в тюрьму для священников и дворян.
Потом освободили, и он с женой и дочерью уехал в Свердловск. Это где-то 40-й год, наверное. Или даже 39-й. Маме моей тогда было лет двадцать. Жили сначала на нижнем этаже, почти подвальном. Мама мне рассказывала, что там позднее был магазин продуктовый «Подвальчик» [первый корпус]. А потом переселили во второй корпус на пятый этаж. Всего одна комната была, но с двумя окнами. Удобства все в коридоре были, общие. А в Кургане у нас был хороший дом.
В этой комнате встретили 41-й год. Мама на фронт ушла. Она была рентгенотехник. И там с моим отцом познакомилась, он был рентгенологом. А в 43-м он без вести пропал, но мама уже здесь, в Свердловске была, я в 42-м родился.
Комната была метров восемнадцать. Одно окно к югу — там сначала была комната бабушки и кухня. Кухня-то какая? Умывальник и стол кухонный. Плитка была электрическая.
В 1952 году дедушка Германа Петр – протодиакон Красноуфимской церкви – приехал в гости к семье. Вместе с ним приехали настоятель церкви с супругой: Лин и Агрипина Аникиевы. Компания (слева направо): Агрипина, бабушка, Галина Петровна с Германом на коленях, Лин и дедушка в той самой комнате, где семья Ракитанских жила до 1971 года. Окно, что в кадре, выходило во двор между корпусами № 2 и № 3.
После смерти бабушки её комната стала моим кабинетом. У меня и стол там стоял, и кровать. Отгораживалось тканью. Занавес был. Очень удобно. И жили мы здесь до 1971-го, а потом мама получила квартиру в хрущевке, и мы переехали. Я уже тогда женат был.
Коты и кошки
Без кошки тут нельзя было жить. Мыши! У нас всегда кошки были. Хорошие друзья. Они ловили мышей, и нас грызуны не донимали. Жила у нас кошечка Муся. Я её называю «мама кота Васи», и кот Вася был рыжий.
К Мусе приносили котов, а потом мама сказала: «Я тебе, Муся, больше не буду котов носить». И после этого она не захотела с нами жить, убежала. Потом я уже её встретил, она свободная была. Сидела как раз в проломе, мы с ней общались.
Дед мой служил в кафедральном соборе Кургана. Был дьяконом. Возглавлял бунт среди семинаристов. За это его посадили в тюрьму для священников и дворян.
Потом освободили, и он с женой и дочерью уехал в Свердловск. Это где-то 40-й год, наверное. Или даже 39-й. Маме моей тогда было лет двадцать. Жили сначала на нижнем этаже, почти подвальном. Мама мне рассказывала, что там позднее был магазин продуктовый «Подвальчик» [первый корпус]. А потом переселили во второй корпус на пятый этаж. Всего одна комната была, но с двумя окнами. Удобства все в коридоре были, общие. А в Кургане у нас был хороший дом.
В этой комнате встретили 41-й год. Мама на фронт ушла. Она была рентгенотехник. И там с моим отцом познакомилась, он был рентгенологом. А в 43-м он без вести пропал, но мама уже здесь, в Свердловске была, я в 42-м родился.
Комната была метров восемнадцать. Одно окно к югу — там сначала была комната бабушки и кухня. Кухня-то какая? Умывальник и стол кухонный. Плитка была электрическая.
В 1952 году дедушка Германа Петр – протодиакон Красноуфимской церкви – приехал в гости к семье. Вместе с ним приехали настоятель церкви с супругой: Лин и Агрипина Аникиевы. Компания (слева направо): Агрипина, бабушка, Галина Петровна с Германом на коленях, Лин и дедушка в той самой комнате, где семья Ракитанских жила до 1971 года. Окно, что в кадре, выходило во двор между корпусами № 2 и № 3.
После смерти бабушки её комната стала моим кабинетом. У меня и стол там стоял, и кровать. Отгораживалось тканью. Занавес был. Очень удобно. И жили мы здесь до 1971-го, а потом мама получила квартиру в хрущевке, и мы переехали. Я уже тогда женат был.
Коты и кошки
Без кошки тут нельзя было жить. Мыши! У нас всегда кошки были. Хорошие друзья. Они ловили мышей, и нас грызуны не донимали. Жила у нас кошечка Муся. Я её называю «мама кота Васи», и кот Вася был рыжий.
К Мусе приносили котов, а потом мама сказала: «Я тебе, Муся, больше не буду котов носить». И после этого она не захотела с нами жить, убежала. Потом я уже её встретил, она свободная была. Сидела как раз в проломе, мы с ней общались.
Был дух коммунальный
В интервью Светлане Богаченко Татьяна вспоминает, как детвора проводила время и как она посмотрела первый салют в честь тридцатилетия победы в Великой Отечественной войне.
О переезде
Я жила здесь с рождения. Моя семья, то есть бабушка и дедушка, здесь жили с 1955 года. Тех, кто раньше них сюда приехали, конечно, никого уже нет в живых и, честно говоря, я не знаю, остались ли здесь их потомки.
Дедушка с бабушкой жили в Нижнем Тагиле. Дедушка у меня был военкомом Нижнего Тагила. Когда он вышел в отставку, у них была квартира в Тагиле. Как раз в тот момент их младшая дочь, моя мама, поступила в университет, и они поменяли квартиру в Тагиле на две комнаты в корпусе 3А на Ленина, 52.
Это была одноэтажная квартира. В квартире большие хорошие комнаты и коридор, но в нем стен нет, махонькая кухня. Она не предусматривалась. Кухня сделана в нише, где была плита.
У нас было две комнаты, и еще жила бабулечка Марфа Ивановна. Когда она умерла, это год был, не соврать бы, 74-й, мы заняли эту комнату.
Мама жила здесь до 80-го года. Потом мы уехали — папа получил квартиру. Я вернулась на Ленина после школы. Три года прожила с родителями и вернулась. Здесь замуж вышла.
Вокруг Ленина, 52
Приехала в гости бабушкина тетушка из Ленинграда. У нее был просто шок. Я бы, наверное, этот шок назвала архитектурный. Потому что в это время в округе были только деревянные дома. Дома на Ленина, 54 уже были. И когда тетушка вышла из подъезда, у нее было чувство: «Боже мой, какая деревня!». Не было киностудии еще на тот момент. Полностью деревянная застройка. Были котельные с трубами. По Бажова наверх — деревянная застройка. Здесь, где сейчас бизнес-центр на Ленина, 50 — деревянная застройка. Деревянный домик рядом с почтой стоял очень долго.
Внутри корпуса
Общий туалет был. Раньше он не закрывался. В детстве даже не знаю, по какой такой причине, но не хотелось домой в туалет, надо до третьего этажа подняться и воспользоваться. Мыли его уборщицы. Потом, когда началась перестройка, туалет закрыли. Но люди им пользуются, открывают, у кого ключи есть. И кухня была общая. Потом её отдали кому-то под квартиру.
Помню, как в середине 1970-х меняли проводку. У нас была старая внутренняя проводка. Она даже у меня до сих пор местами витая с тряпочками торчит. Потом у нас на пятом этаже полностью выгорела квартира. Уж не знаю, по какой причине. Как не сгорел наш дом, непонятно. После этого нам поменяли проводку во всем доме. Ее вытащили наружу безобразным образом, но хотя бы стало безопасно.
Кроме того, меняли и устанавливали газовые плиты. Установили энное количество газовых плит на третьем и пятом этажах, где общие кухни были. Меняли смесители. Из моего детства: были на кухне и в ванной медный краник на горячую воду и краник на холодную воду, и между ними — резиновый смеситель. Как раз мы уехали, это год 80-й. Тогда проводили здесь газ, ставили нормальные смесители. И проводили горячую воду.
Неприятное соседство
— Тараканы были, но в какой-то момент мы их вывели, я не знаю, каким образом. Или они сами ушли. Но одно время это была просто катастрофа, когда появились эти мыши, тараканы. Был такой карандаш «Машенька» в начале 90-х. Тогда я нарисовала им на кухне. Тараканы были на кухне. По комнатам — нет. Я, когда все обрисовала, утром пришла, мне чуть плохо не стало — весь пол был засыпан тараканами. Я не знала, что у меня их столько!
Когда мы кота завели, он периодически душил и приносил мышек. Бороться с ними было бесполезно. Вот пол, где плинтус у батареи. Мы просто знали, где они выходят. Мы это замазываем, бетонируем, что только не делаем, они прогрызают и выходят. И котяра, когда вот так по полу крадется, мы знаем, что он чует мышей под полом
О переезде
Я жила здесь с рождения. Моя семья, то есть бабушка и дедушка, здесь жили с 1955 года. Тех, кто раньше них сюда приехали, конечно, никого уже нет в живых и, честно говоря, я не знаю, остались ли здесь их потомки.
Дедушка с бабушкой жили в Нижнем Тагиле. Дедушка у меня был военкомом Нижнего Тагила. Когда он вышел в отставку, у них была квартира в Тагиле. Как раз в тот момент их младшая дочь, моя мама, поступила в университет, и они поменяли квартиру в Тагиле на две комнаты в корпусе 3А на Ленина, 52.
Это была одноэтажная квартира. В квартире большие хорошие комнаты и коридор, но в нем стен нет, махонькая кухня. Она не предусматривалась. Кухня сделана в нише, где была плита.
У нас было две комнаты, и еще жила бабулечка Марфа Ивановна. Когда она умерла, это год был, не соврать бы, 74-й, мы заняли эту комнату.
Мама жила здесь до 80-го года. Потом мы уехали — папа получил квартиру. Я вернулась на Ленина после школы. Три года прожила с родителями и вернулась. Здесь замуж вышла.
Вокруг Ленина, 52
Приехала в гости бабушкина тетушка из Ленинграда. У нее был просто шок. Я бы, наверное, этот шок назвала архитектурный. Потому что в это время в округе были только деревянные дома. Дома на Ленина, 54 уже были. И когда тетушка вышла из подъезда, у нее было чувство: «Боже мой, какая деревня!». Не было киностудии еще на тот момент. Полностью деревянная застройка. Были котельные с трубами. По Бажова наверх — деревянная застройка. Здесь, где сейчас бизнес-центр на Ленина, 50 — деревянная застройка. Деревянный домик рядом с почтой стоял очень долго.
Внутри корпуса
Общий туалет был. Раньше он не закрывался. В детстве даже не знаю, по какой такой причине, но не хотелось домой в туалет, надо до третьего этажа подняться и воспользоваться. Мыли его уборщицы. Потом, когда началась перестройка, туалет закрыли. Но люди им пользуются, открывают, у кого ключи есть. И кухня была общая. Потом её отдали кому-то под квартиру.
Помню, как в середине 1970-х меняли проводку. У нас была старая внутренняя проводка. Она даже у меня до сих пор местами витая с тряпочками торчит. Потом у нас на пятом этаже полностью выгорела квартира. Уж не знаю, по какой причине. Как не сгорел наш дом, непонятно. После этого нам поменяли проводку во всем доме. Ее вытащили наружу безобразным образом, но хотя бы стало безопасно.
Кроме того, меняли и устанавливали газовые плиты. Установили энное количество газовых плит на третьем и пятом этажах, где общие кухни были. Меняли смесители. Из моего детства: были на кухне и в ванной медный краник на горячую воду и краник на холодную воду, и между ними — резиновый смеситель. Как раз мы уехали, это год 80-й. Тогда проводили здесь газ, ставили нормальные смесители. И проводили горячую воду.
Неприятное соседство
— Тараканы были, но в какой-то момент мы их вывели, я не знаю, каким образом. Или они сами ушли. Но одно время это была просто катастрофа, когда появились эти мыши, тараканы. Был такой карандаш «Машенька» в начале 90-х. Тогда я нарисовала им на кухне. Тараканы были на кухне. По комнатам — нет. Я, когда все обрисовала, утром пришла, мне чуть плохо не стало — весь пол был засыпан тараканами. Я не знала, что у меня их столько!
Когда мы кота завели, он периодически душил и приносил мышек. Бороться с ними было бесполезно. Вот пол, где плинтус у батареи. Мы просто знали, где они выходят. Мы это замазываем, бетонируем, что только не делаем, они прогрызают и выходят. И котяра, когда вот так по полу крадется, мы знаем, что он чует мышей под полом
Все жили в таком соседском счастье
Двухэтажную квартиру на Ленина, 52 получил дедушка Сергея Цирюлика в конце 1930-х как участник строительства. Он получил целую квартиру – три комнаты, но в две комнаты на втором этаже позволил заселить семьи. Так квартира стала коммунальной и пробыла таковой до начала нулевых.
Сергей родился в 1966 году. В те годы комнату на Ленина, 52 уже занимали его родители – бабушка и дедушка переехали. В интервью Ксении Какшиной он вспоминает о судьбе квартиры, детстве и соседях.
Коммунальная квартира.
Двухэтажную квартиру выделили моему дедушке Николаю Александровичу в конце тридцатых. Он принимал участие в строительстве этих домов, насколько я знаю, потому что по профессии он строитель-инженер. В свое время работал доцентом в УПИ на стройфаке. Но было тяжелое достаточно время, и он отдал две комнаты другим семьям, чтобы была коммунальная квартира.
В этой квартире внизу было небольшое помещение – кухня, а наверху – туалет и какая-то ванна. И поэтому люди, когда получали такую квартиру в виде коммунальной, приспосабливались: внизу люди строили себе кухоньку из чего-то и туалет, проводили там канализацию, мы разделили как раз, я это помню хорошо. А на втором этаже… Потолки высокие достаточно, хотя и перекрытия деревянные – это минус. Наверху был туалет, и люди делали кухню над лестницей для двух семей. Это все было очень узко, страшно, но все жили в таком соседском счастье.
Что интересно было в нашей квартире – у нас были в туалете окна. Вот такие маленькие они, фрамуги, но это было интересно!
В этой квартире сначала жили папины родители. Потом они уехали в Волгоград, и мы с родителями здесь поселились. До девятого класса я здесь жил, но затем и мы переехали, и поселилась мамина мама – моя вторая бабушка. А в конце 1990-х я уже переехал с семьей. Сделали глобальный ремонт – мы все абсолютно внутри убрали, и сделали дополнительно себе большой подвал – два на два, и у нас получилась трехуровневая квартира.
Уехать пришлось в середине нулевых – скупали все квартиры на первом этаже нашего корпуса. Говорили, что под ремонт помещений. Вынудили съехать.
Детские воспоминания
Папа приобрел в свое время «Вятку» – мопед, и он закатывал, поскольку мы жили на первом этаже, его в квартиру. Он был такой креативный человек, сделал камин на первом этаже. У нас был подвальчик, и мы хранили там всякие заготовки, картошку.
На Бажова, кстати, раньше были акации, травка. И вот здесь, где сейчас входы в магазины, там была трава, и я помню, мама за мной из окна смотрела, а я лежал в коляске и спал… Были эти акации плотные, никто туда не заходил. Было абсолютно безопасно, и я на свежем воздухе проводил сончас. Потом в детстве я влазил через первый этаж: естественно мне не хотелось обходить, и я выпрыгивал из окна, точно так же залезал. Там такой был бортик, на него было удобно вставать – тренировочка: все подтягивался через подоконник и залазил туда. Друзья точно так же попадали в квартиру ко мне всегда, через окна. Папа с мамой, когда они были студентами голодными, ставили там силки и ловли голубей.
Дворовая жизнь
Помню очень хорошо, что во дворе – между третьим и четвертым корпусом, у меня папа заливал каток, и мы на коньках катались. Я ему помогал это все делать. Мне меньше семи было. К трубе отопления присоединяли шланг, и горячей водой каток заливали.
Во дворах мы играли в те же игры, что и все дети: в «Чику», да в «Пекаря». Была интересная находка у меня: я копался в земле, в песке и нашел монетку медную. Оказалось, это монета какого-то там тыщу восемьсот восьмидесятого года, Александр Второй, две копейки… Теперь там у меня в небольшой нумизматической коллекции лежит, как самая первая монетка.
Во дворе все дружили, никто никого не обижал. Были какие-то маленькие группировки здесь. Назывался район наш из нескольких домов: «Полстодва». И очень часто мы ходили драться с кем-нибудь, например, на Лунку.
А травматизма тут было ой-ей-ей сколько. Я в фонтан однажды упал, и грязный – весна была, пришел домой. Мама дверь открыла, смотрит, я весь в этой в жиже. Немного мне лет было. Пять-шесть. Она меня прямо так вот взяла, поставила в ванну всего грязного, помыла.
Сергей родился в 1966 году. В те годы комнату на Ленина, 52 уже занимали его родители – бабушка и дедушка переехали. В интервью Ксении Какшиной он вспоминает о судьбе квартиры, детстве и соседях.
Коммунальная квартира.
Двухэтажную квартиру выделили моему дедушке Николаю Александровичу в конце тридцатых. Он принимал участие в строительстве этих домов, насколько я знаю, потому что по профессии он строитель-инженер. В свое время работал доцентом в УПИ на стройфаке. Но было тяжелое достаточно время, и он отдал две комнаты другим семьям, чтобы была коммунальная квартира.
В этой квартире внизу было небольшое помещение – кухня, а наверху – туалет и какая-то ванна. И поэтому люди, когда получали такую квартиру в виде коммунальной, приспосабливались: внизу люди строили себе кухоньку из чего-то и туалет, проводили там канализацию, мы разделили как раз, я это помню хорошо. А на втором этаже… Потолки высокие достаточно, хотя и перекрытия деревянные – это минус. Наверху был туалет, и люди делали кухню над лестницей для двух семей. Это все было очень узко, страшно, но все жили в таком соседском счастье.
Что интересно было в нашей квартире – у нас были в туалете окна. Вот такие маленькие они, фрамуги, но это было интересно!
В этой квартире сначала жили папины родители. Потом они уехали в Волгоград, и мы с родителями здесь поселились. До девятого класса я здесь жил, но затем и мы переехали, и поселилась мамина мама – моя вторая бабушка. А в конце 1990-х я уже переехал с семьей. Сделали глобальный ремонт – мы все абсолютно внутри убрали, и сделали дополнительно себе большой подвал – два на два, и у нас получилась трехуровневая квартира.
Уехать пришлось в середине нулевых – скупали все квартиры на первом этаже нашего корпуса. Говорили, что под ремонт помещений. Вынудили съехать.
Детские воспоминания
Папа приобрел в свое время «Вятку» – мопед, и он закатывал, поскольку мы жили на первом этаже, его в квартиру. Он был такой креативный человек, сделал камин на первом этаже. У нас был подвальчик, и мы хранили там всякие заготовки, картошку.
На Бажова, кстати, раньше были акации, травка. И вот здесь, где сейчас входы в магазины, там была трава, и я помню, мама за мной из окна смотрела, а я лежал в коляске и спал… Были эти акации плотные, никто туда не заходил. Было абсолютно безопасно, и я на свежем воздухе проводил сончас. Потом в детстве я влазил через первый этаж: естественно мне не хотелось обходить, и я выпрыгивал из окна, точно так же залезал. Там такой был бортик, на него было удобно вставать – тренировочка: все подтягивался через подоконник и залазил туда. Друзья точно так же попадали в квартиру ко мне всегда, через окна. Папа с мамой, когда они были студентами голодными, ставили там силки и ловли голубей.
Дворовая жизнь
Помню очень хорошо, что во дворе – между третьим и четвертым корпусом, у меня папа заливал каток, и мы на коньках катались. Я ему помогал это все делать. Мне меньше семи было. К трубе отопления присоединяли шланг, и горячей водой каток заливали.
Во дворах мы играли в те же игры, что и все дети: в «Чику», да в «Пекаря». Была интересная находка у меня: я копался в земле, в песке и нашел монетку медную. Оказалось, это монета какого-то там тыщу восемьсот восьмидесятого года, Александр Второй, две копейки… Теперь там у меня в небольшой нумизматической коллекции лежит, как самая первая монетка.
Во дворе все дружили, никто никого не обижал. Были какие-то маленькие группировки здесь. Назывался район наш из нескольких домов: «Полстодва». И очень часто мы ходили драться с кем-нибудь, например, на Лунку.
А травматизма тут было ой-ей-ей сколько. Я в фонтан однажды упал, и грязный – весна была, пришел домой. Мама дверь открыла, смотрит, я весь в этой в жиже. Немного мне лет было. Пять-шесть. Она меня прямо так вот взяла, поставила в ванну всего грязного, помыла.
Если не сносить, то давайте улучшать
Кирилл Маклаков – старший по дому в корпусе 4А на Ленина, 52, где он живет с начала 1980-х. Его родители в своей время обменяли двухкомнатную квартиру в Челябинске на две комнаты в двухэтажной квартире на главном проспекте Свердловска. Здесь прошла большая часть его жизни, и к дому Кирилл успел прикипеть. В интервью Елене Сабуровой он рассуждает о будущем дома-коммуны, коридорной системе и возвращении добрососедских традиций.
Интервьюер: Елена Сабурова
Родители
В этот дом я переехал с родителями в 1980 году. Мне было восемь лет, и я пошел в школу 110, во второй класс. Мы переехали из Челябинска.
Родители учились на философском факультет в УрГУ с 1966 по 1971 год. Это были первые годы с образования философского факультета на Урале. На пятом курсе у них была студенческая свадьба. По распределению оба остались на философском факультете: папа – преподавателем, а мама – аспирантом. А в Челябинск уехали из-за квартиры, пройдя конкурс и потом работая пять лет на кафедре марксизма-ленинизма в институте физкультуры.
Они, насколько я знаю, предполагали вернуться на философский факультет в Свердловск, но по независящим от них обстоятельствам не сложилось. Папа в итоге устроился на кафедру философии УПИ, а мама – в Уральское отделение Академии наук.
Переезд из Челябинска
Это жилье по обмену: была квартира в Челябинске, и в Свердловске нашли вариант на Ленина, 52. Родители хотели жить в центре, поэтому поменяли двухкомнатную квартиру на две комнаты на Ленина. Само местоположение было престижным, а состояние дома оставляло желать лучшего, что открывалось постепенно.
Это была коммуналка: нельзя было поменять двухкомнатную на трехкомнатную. В одной комнате жила бабушка.
Подъезды
Эти конструктивистские дома-коммуны сделаны для трудящихся, и тогда продумать всю инфраструктуру и нюансы создатели этих домов не могли. Поэтому все советское время дома с большими общими помещениями, светлыми и отапливаемыми, и, в общем-то, свободно проходимыми, были молодежными клубами. То есть, молодежи пойти было некуда, никаких кафешек и клубов тогда не было, и молодежь тусовалась в основном в подъездах, особенно, в нашем. Поэтому состояние подъезда... Молодежь, на самом деле, неблагополучная была. Потому что благополучная ходила в какие-то секции, кружки, как, допустим, мои друзья. А там – неблагополучная. Но учились мы, в общем-то, вместе в одной школе или в других школах, ПТУ и поэтому подъезд, состояние дома были довольно криминогенными всегда. Особенно в 1990-е.
Не сказал бы, что это был престижный район. Ну, и состояние подъездов. Я вот помню только два ремонта. Один вообще недавно произошел практически, а предыдущий – где-то годах в1980-х, уже на закате советской власти. Состояние было неблагополучное, и дом всегда походил на трущобу. И контингент там был очень разный, поскольку коммуналки, то есть люди разные... Коридорная система, всё довольно слышно и видно, и поэтому какие-то коммунальные конфликты выплескивались тоже в коридор. Ну, и сама архитектура к этому располагала. Коллективная жизнь домов-коммун – видимо так.
Постепенно коммунальные квартиры расселили, но это еще до сих пор происходит. Даже в нашем корпусе есть еще две-три таких квартиры.
Внутри корпуса
Моя квартира занимает третий-четвертый этажи. На третьем этаже – кухня и большая комната. А на четвертом – спальня, и маленькая комната, ванна с туалетом. Мы обедали внизу на кухне либо, когда гости, в большой комнате. Сейчас, естественно, все эти перегородки мы удалили, перестелили весь пол внизу, поэтому там большая студия: кухня с комнатой.
В корпусе функциональных три этажа: по два этажа на квартиру. То есть три коридора: на первом, на третьем и на пятом. На этаже 12 квартир. И еще на главных лестницах небольшие однокомнатные квартиры.
Есть обычный лифт. Раньше дверь в лифт была на петлях и открывалась вручную, и внутренние створки открывались. Я еще застал старинный лифт.
Коридорная система имеет свои минусы. То, что люди все ходят – это такая большая лестничная площадка на 12 квартир. И к тому же поскольку заднюю лестницу закрыли – у нас есть главная лестница и задняя, и раньше все было открыто. И это был проходной двор. А у детей такой аттракцион: играть в казаков-разбойников, бегать по коридору туда-сюда с одной лестницы на другую друг за дружкой, это очень весело, шумно и громко. Соседям это возмутительно. А потом еще начались хулиганские сообщества, криминал. Заднюю лестницу вообще закрыли и оставили только главную. Поэтому люди ходят только по ней и тому, кто живет в конце коридора, надо пройти через весь коридор и выйти на главную лестницу. В средних корпусах – другая архитектура. Там несколько лестниц, четыре или пять, сквозные, которые проходят снизу доверху. И не надо через весь коридор идти. Почти рядом с каждой квартирой есть лестница, по которой можно спуститься.
Наши коридоры одной стороной выходят во двор. Застекленный коридор, 24 больших окна, коридор освещен солнечным светом. Окна не менялись давно, не знаю, с каких годов эти окна, возможно, аутентичные с самого начала постройки дома. Может, 1930-х годов.
Детство.
Общей ёлки в советское время не было, может быть, в ранние годы некоторое время. А потом уже люди перессорились, и наступила обычная нормальная жизнь, энтузиазм как бы повыветрился комсомольский, и люди разошлись каждый по своим норам, со своим бытом.
Сейчас у меня дочка, ей двадцать, завела такую традицию: на Новый год 31 декабря она печет какие-нибудь вкусняшки, выходим и по дому раздаем
Будущее
Ценность архитектурную дом имеет. Действительно, город выглядит нетипично по сравнению с другими советскими городами. Но лучше, конечно, перепрофилировать, чтобы поменьше было жилых помещений. Собственно, нижние этажи уже становятся какой-то сферой услуг или культуры. Это правильная тенденция: чем меньше народу, тем легче ухаживать и поддерживать строение.
У меня, конечно, есть идеи, как можно было бы улучшить наши корпуса. Сейчас есть технологии, которые могут дополнить вот эту архитектуру, сделать ее удобной. Высокие потолки, большие окна – все это довольно хорошо. Перекрытия деревянные, но прочные, из лиственницы. Сделать здесь внешнюю галерею — пристроить галерею-лестницу снаружи, со стороны двора. Со всех других сторон ничего не меняя. Это гораздо экономичнее, удобнее и пожаробезопаснее для жильцов, экономичнее по отоплению. И можно даже индивидуально провести в каждую квартиру трубы отопления, если еще и подвал сделать, как положено: углубить и поменять трубы.
Балансируем на уровне: сносить или не сносить. И если не сносить, то давайте улучшать, а не консервировать вот этот несколько ущербный проект дома-коммуны. Если он остается жилым домом, а не музеем на весь квартал, то лучше сделать, чтобы жильцам было удобно.
Интервьюер: Елена Сабурова
Родители
В этот дом я переехал с родителями в 1980 году. Мне было восемь лет, и я пошел в школу 110, во второй класс. Мы переехали из Челябинска.
Родители учились на философском факультет в УрГУ с 1966 по 1971 год. Это были первые годы с образования философского факультета на Урале. На пятом курсе у них была студенческая свадьба. По распределению оба остались на философском факультете: папа – преподавателем, а мама – аспирантом. А в Челябинск уехали из-за квартиры, пройдя конкурс и потом работая пять лет на кафедре марксизма-ленинизма в институте физкультуры.
Они, насколько я знаю, предполагали вернуться на философский факультет в Свердловск, но по независящим от них обстоятельствам не сложилось. Папа в итоге устроился на кафедру философии УПИ, а мама – в Уральское отделение Академии наук.
Переезд из Челябинска
Это жилье по обмену: была квартира в Челябинске, и в Свердловске нашли вариант на Ленина, 52. Родители хотели жить в центре, поэтому поменяли двухкомнатную квартиру на две комнаты на Ленина. Само местоположение было престижным, а состояние дома оставляло желать лучшего, что открывалось постепенно.
Это была коммуналка: нельзя было поменять двухкомнатную на трехкомнатную. В одной комнате жила бабушка.
Подъезды
Эти конструктивистские дома-коммуны сделаны для трудящихся, и тогда продумать всю инфраструктуру и нюансы создатели этих домов не могли. Поэтому все советское время дома с большими общими помещениями, светлыми и отапливаемыми, и, в общем-то, свободно проходимыми, были молодежными клубами. То есть, молодежи пойти было некуда, никаких кафешек и клубов тогда не было, и молодежь тусовалась в основном в подъездах, особенно, в нашем. Поэтому состояние подъезда... Молодежь, на самом деле, неблагополучная была. Потому что благополучная ходила в какие-то секции, кружки, как, допустим, мои друзья. А там – неблагополучная. Но учились мы, в общем-то, вместе в одной школе или в других школах, ПТУ и поэтому подъезд, состояние дома были довольно криминогенными всегда. Особенно в 1990-е.
Не сказал бы, что это был престижный район. Ну, и состояние подъездов. Я вот помню только два ремонта. Один вообще недавно произошел практически, а предыдущий – где-то годах в1980-х, уже на закате советской власти. Состояние было неблагополучное, и дом всегда походил на трущобу. И контингент там был очень разный, поскольку коммуналки, то есть люди разные... Коридорная система, всё довольно слышно и видно, и поэтому какие-то коммунальные конфликты выплескивались тоже в коридор. Ну, и сама архитектура к этому располагала. Коллективная жизнь домов-коммун – видимо так.
Постепенно коммунальные квартиры расселили, но это еще до сих пор происходит. Даже в нашем корпусе есть еще две-три таких квартиры.
Внутри корпуса
Моя квартира занимает третий-четвертый этажи. На третьем этаже – кухня и большая комната. А на четвертом – спальня, и маленькая комната, ванна с туалетом. Мы обедали внизу на кухне либо, когда гости, в большой комнате. Сейчас, естественно, все эти перегородки мы удалили, перестелили весь пол внизу, поэтому там большая студия: кухня с комнатой.
В корпусе функциональных три этажа: по два этажа на квартиру. То есть три коридора: на первом, на третьем и на пятом. На этаже 12 квартир. И еще на главных лестницах небольшие однокомнатные квартиры.
Есть обычный лифт. Раньше дверь в лифт была на петлях и открывалась вручную, и внутренние створки открывались. Я еще застал старинный лифт.
Коридорная система имеет свои минусы. То, что люди все ходят – это такая большая лестничная площадка на 12 квартир. И к тому же поскольку заднюю лестницу закрыли – у нас есть главная лестница и задняя, и раньше все было открыто. И это был проходной двор. А у детей такой аттракцион: играть в казаков-разбойников, бегать по коридору туда-сюда с одной лестницы на другую друг за дружкой, это очень весело, шумно и громко. Соседям это возмутительно. А потом еще начались хулиганские сообщества, криминал. Заднюю лестницу вообще закрыли и оставили только главную. Поэтому люди ходят только по ней и тому, кто живет в конце коридора, надо пройти через весь коридор и выйти на главную лестницу. В средних корпусах – другая архитектура. Там несколько лестниц, четыре или пять, сквозные, которые проходят снизу доверху. И не надо через весь коридор идти. Почти рядом с каждой квартирой есть лестница, по которой можно спуститься.
Наши коридоры одной стороной выходят во двор. Застекленный коридор, 24 больших окна, коридор освещен солнечным светом. Окна не менялись давно, не знаю, с каких годов эти окна, возможно, аутентичные с самого начала постройки дома. Может, 1930-х годов.
Детство.
Общей ёлки в советское время не было, может быть, в ранние годы некоторое время. А потом уже люди перессорились, и наступила обычная нормальная жизнь, энтузиазм как бы повыветрился комсомольский, и люди разошлись каждый по своим норам, со своим бытом.
Сейчас у меня дочка, ей двадцать, завела такую традицию: на Новый год 31 декабря она печет какие-нибудь вкусняшки, выходим и по дому раздаем
Будущее
Ценность архитектурную дом имеет. Действительно, город выглядит нетипично по сравнению с другими советскими городами. Но лучше, конечно, перепрофилировать, чтобы поменьше было жилых помещений. Собственно, нижние этажи уже становятся какой-то сферой услуг или культуры. Это правильная тенденция: чем меньше народу, тем легче ухаживать и поддерживать строение.
У меня, конечно, есть идеи, как можно было бы улучшить наши корпуса. Сейчас есть технологии, которые могут дополнить вот эту архитектуру, сделать ее удобной. Высокие потолки, большие окна – все это довольно хорошо. Перекрытия деревянные, но прочные, из лиственницы. Сделать здесь внешнюю галерею — пристроить галерею-лестницу снаружи, со стороны двора. Со всех других сторон ничего не меняя. Это гораздо экономичнее, удобнее и пожаробезопаснее для жильцов, экономичнее по отоплению. И можно даже индивидуально провести в каждую квартиру трубы отопления, если еще и подвал сделать, как положено: углубить и поменять трубы.
Балансируем на уровне: сносить или не сносить. И если не сносить, то давайте улучшать, а не консервировать вот этот несколько ущербный проект дома-коммуны. Если он остается жилым домом, а не музеем на весь квартал, то лучше сделать, чтобы жильцам было удобно.
Дедушка хотел квартиру с лестницей, это была его мечта
Двухэтажная квартира в центре города была мечтой дедушки Екатерины Никитиной — архитектора Игоря Васильевича Щепкина. Свою квартиру на Шарташской он обменял в 1980-м и вместе с семьей переехал в квартиру, где некогда жили художники Пьянковы.
Екатерина живет на Ленина, 52 в корпусе 4А с 1988 года — с самого рождения. Сейчас она заместитель Кирилла Маклакова — старшего по дому. Екатерина рассказала Дарье Евсеевой и Наталье Тамбуловой про детство, дедушку и семейные представления.
Обмен квартир
В 1980-м мои дедушка с бабушкой переехали, обменявшись жилплощадями. Раньше жили на Шарташской, около Дома офицеров. В квартире на Ленина, 52 раньше жили художники по фамилии Пьянковы. Они решили обменять. И дедушка мой, Игорь Васильевич Щепкин, искал квартиру в центре, долго выбирал между вариантами в сталинке на Кузнечной в Городке чекистов, и квартирой на Ленина, 52, корпус 4А. Дедушка хотел очень квартиру с лестницей, это была его мечта, поэтому он остановился на этом варианте.
Я здесь живу самого рождения — с 1988 года. Я помню, что были поначалу деревянные двери входные, по-моему, почти до середины 1990-х. Потом установили железные двери.
Дедушка и бабушка
Мой дедушка был архитектором, одним из основателей Школы промышленного дизайна на Урале. Он родился 8 июня 1927 года в городе Свердловске. Его прапрадед был поляком по происхождению, и он в начале XX века переехал в Россию по семейным обстоятельствам. Так моя семья здесь оказалась
Мой дедушка окончил политехникум при УПИ по специальности «Инженер-конструктор металлургических цехов» и после нескольких лет работы по специальности окончил строительный факультет УПИ по специальности «Архитектор» (речь о самом первом курсе по специальности «Ахитектура», организованном силами К. Т. Бабыкина и выпустившемся в 1953 году — ред.)А как дедушку приняли на стройфак УПИ! Есть такая легенда, что его приняли за роспись, потому что она очень размашистая была и необычная, и экзаменатор тогда ему сказал, что такие люди нам в профессии нужны.
А бабушка была врачом-педиатром высшей категории. Много лет проработала в Областной клинической детской больнице заведующей методкабинетом.
Познакомились они на танцах в 1953 году, и, как тогда было принято, через полгода поженились. Она вспоминала, что у неё было синее платье солнце-клеш в горошек, которое она шила на заказ.
Детство
Я всегда гуляла с дедушкой. Все детство. И с бабушкой. Помню, что даже когда дедушка ходил в магазин, он всегда в белых брюках и костюме ходил. Он никогда не выходил в какой-то простой одежде. Это было необычно для 1990-х. На него невольно обращали внимание все: высокий, статный, с маленькой девочкой идет. Это выглядело умилительно для прохожих.
Помню, когда я была маленькая, во дворе между 4А и 3А корпусами заливали горку каждый год. Это было где-то примерно в начале 1990-х, мне было лет пять-шесть. Действительно дружно соседи жили и заливали эту горку для детей.
Семейные спектакли
У нас была печатная машинка 60-х годов, если мне не изменяет память, она называлась «Москва», и я часто на ней печатала программки для семейных представлений, которые мы устраивали с другом Георгием Глухих на 9 мая. Он жил в 3А корпусе.
У него был младший брат Влад. Гоша и Влад — мои друзья по детству, по двору. С ними мы устраивали спектакли на 9 мая. Инициатором была я. Мы натягивали покрывало на веревочку. Это импровизированный занавес был. Потом мы выходили, читали стихи, кукольные представления делали. Лет по 11−12 нам было.
Не знаю, сохранились ли программки, но мои детские сказки, которые мама за мной записывала, остались. Я еще ни писать, ни читать не умела, а говорила складно, и мама записывала на листочках, которые сшивала потом в книжечку. Она даже иллюстрировала их.
Свежий хлеб
Помню «Подвальчик», где был очень вкусный и свежий хлеб. Его очень давно уже закрыли. Он переименовывался несколько раз: «Ларец», «Купец», что-то еще было (смеется). Я помню очень вкусный хлеб, хрустящий, и мы с дедушкой всегда, когда ходили по этой дорожке обратно домой, полбулки съедали. Сейчас такого хлеба никто нигде не делает.
Екатерина живет на Ленина, 52 в корпусе 4А с 1988 года — с самого рождения. Сейчас она заместитель Кирилла Маклакова — старшего по дому. Екатерина рассказала Дарье Евсеевой и Наталье Тамбуловой про детство, дедушку и семейные представления.
Обмен квартир
В 1980-м мои дедушка с бабушкой переехали, обменявшись жилплощадями. Раньше жили на Шарташской, около Дома офицеров. В квартире на Ленина, 52 раньше жили художники по фамилии Пьянковы. Они решили обменять. И дедушка мой, Игорь Васильевич Щепкин, искал квартиру в центре, долго выбирал между вариантами в сталинке на Кузнечной в Городке чекистов, и квартирой на Ленина, 52, корпус 4А. Дедушка хотел очень квартиру с лестницей, это была его мечта, поэтому он остановился на этом варианте.
Я здесь живу самого рождения — с 1988 года. Я помню, что были поначалу деревянные двери входные, по-моему, почти до середины 1990-х. Потом установили железные двери.
Дедушка и бабушка
Мой дедушка был архитектором, одним из основателей Школы промышленного дизайна на Урале. Он родился 8 июня 1927 года в городе Свердловске. Его прапрадед был поляком по происхождению, и он в начале XX века переехал в Россию по семейным обстоятельствам. Так моя семья здесь оказалась
Мой дедушка окончил политехникум при УПИ по специальности «Инженер-конструктор металлургических цехов» и после нескольких лет работы по специальности окончил строительный факультет УПИ по специальности «Архитектор» (речь о самом первом курсе по специальности «Ахитектура», организованном силами К. Т. Бабыкина и выпустившемся в 1953 году — ред.)А как дедушку приняли на стройфак УПИ! Есть такая легенда, что его приняли за роспись, потому что она очень размашистая была и необычная, и экзаменатор тогда ему сказал, что такие люди нам в профессии нужны.
А бабушка была врачом-педиатром высшей категории. Много лет проработала в Областной клинической детской больнице заведующей методкабинетом.
Познакомились они на танцах в 1953 году, и, как тогда было принято, через полгода поженились. Она вспоминала, что у неё было синее платье солнце-клеш в горошек, которое она шила на заказ.
Детство
Я всегда гуляла с дедушкой. Все детство. И с бабушкой. Помню, что даже когда дедушка ходил в магазин, он всегда в белых брюках и костюме ходил. Он никогда не выходил в какой-то простой одежде. Это было необычно для 1990-х. На него невольно обращали внимание все: высокий, статный, с маленькой девочкой идет. Это выглядело умилительно для прохожих.
Помню, когда я была маленькая, во дворе между 4А и 3А корпусами заливали горку каждый год. Это было где-то примерно в начале 1990-х, мне было лет пять-шесть. Действительно дружно соседи жили и заливали эту горку для детей.
Семейные спектакли
У нас была печатная машинка 60-х годов, если мне не изменяет память, она называлась «Москва», и я часто на ней печатала программки для семейных представлений, которые мы устраивали с другом Георгием Глухих на 9 мая. Он жил в 3А корпусе.
У него был младший брат Влад. Гоша и Влад — мои друзья по детству, по двору. С ними мы устраивали спектакли на 9 мая. Инициатором была я. Мы натягивали покрывало на веревочку. Это импровизированный занавес был. Потом мы выходили, читали стихи, кукольные представления делали. Лет по 11−12 нам было.
Не знаю, сохранились ли программки, но мои детские сказки, которые мама за мной записывала, остались. Я еще ни писать, ни читать не умела, а говорила складно, и мама записывала на листочках, которые сшивала потом в книжечку. Она даже иллюстрировала их.
Свежий хлеб
Помню «Подвальчик», где был очень вкусный и свежий хлеб. Его очень давно уже закрыли. Он переименовывался несколько раз: «Ларец», «Купец», что-то еще было (смеется). Я помню очень вкусный хлеб, хрустящий, и мы с дедушкой всегда, когда ходили по этой дорожке обратно домой, полбулки съедали. Сейчас такого хлеба никто нигде не делает.
Одна спит на кроватке, а вторая – на стульях
Родители Дины Григорьевны Тимофеевой – технические специалисты, получили комнату в трехкомнатной квартире на Ленина, 52. Четырнадцать квадратных метров на пятерых, включая бабушку, родители и двое дочерей.
Дина Григорьевна вместе с сестрой провели все детство в доме-гребенке и поделилась своими воспоминаниями о быте, играх в коридорах, походах на прививку и войне в интервью Алене Потаповой.
Родители
Папа Козлов Григорий Виссарионович – старший научный сотрудник института Уралмеханобр. Он был большой специалист по обогащению руд цветных металлов. Занимался научной работой. Ученой степени у него не было, но доктора и кандидаты наук на его похоронах называли папу своим учителем. У него был персональный оклад от министра цветных металлов Советского Союза.
Мама работала в УФАНе [Уральский филиал академии наук]химиком-лаборантом в институте цветных металлов.
Познакомились они в Унипромеди, кажется, и в 35-м году поженились. Папе дали комнату в трехкомнатной квартире на Ленина, 52 в корпусе 1А, квартира 260. На пятом этаже. Там мы и жили. Я уже в 36-м родилась, а потом и сестра моя, в 38-м.
Коммунальные квартиры
Из коридора заходишь в двухэтажную квартиру. На первом этаже – комната и кухня. Общая кухня для всех трех комнат, а на втором этаже – две комнаты – 9 и 18 метров, и туалет. Когда строили, очевидно, было рассчитано на семью, но обычно жило по две-три семьи.
Наша комната – четырнадцать квадратных метров – располагалась на первом этаже. Жили впятером: мама, папа, бабушка и мы, две сестры. В комнате – кровать родителей, кровать бабушки, шкаф и стол у окна. Мы с сестрой спали на одной кроватке. Попеременно. Одна – на кроватке, а другая – на стульях. Придвигали стулья, и на эти стулья клали матрасик.
На этаже было 13 квартир, и в каждой – по три-четыре ребенка, потому что семья живет не в квартире, а в комнатах. У всех минимум два ребенка. В нашей квартире детей было пятеро.
Наверное, в 49-м или 50-м году папе дали две комнаты в трехкомнатной квартире уже в 4А корпусе, тоже пятый-шестой этаж. У меня все детство прошло под небесами. Сначала пятый этаж, потом шестой.
Коридоры
Мы носились по своему коридору, еще и с другого этажа приходили дети. И мы по-разному играли. Если в больницу, то я всегда была врачом. Если в магазин, то я продавец. А еще я из бумаги, из газет шила коляски. Сама придумывала, потому что у всех же куклы, у всех игрушки.
На втором этаже были две комнаты. В одной жил мальчик с мамой, эвакуированный из Ленинграда, а в другой – брат и сестра. Мы с ними дружили.
Угольные горки
Зимой мы катались с горки. У нас между первым и вторым корпусом был навален уголь, потому что котельная своя была. Горы каменного угля!
Литерные корпуса
На Бажова было двухэтажное здание, в котором в моем детстве был детский сад. Я в него не ходила, потому что раз у нас была бабушка, нам не полагался детский садик. Потом ликвидировали эти детские сады где-то, по-моему, после войны. Еще в годы войны, я помню, детский сад был. А после войны там был создан стационар 12-й городской больницы. Точно знаю, что там было терапевтическое отделение. Помню, что там был потом и неврологический стационар.
В том конце, который сейчас на Бажова, рядом с четвертым корпусом, была детская поликлиника. Вход в нее был отдельный. Стены были расписаны масляной краской – очень интересные из детских сказок нарисованы картины.
Самое раннее помню, на прививки ходили. Дошкольного возраста я была. Сидела и ждала, когда вызовут. А все ревут сидят. Спрашивают: «Кто пойдет первый?». Я поднимаю руку. Дрожу. Боюсь. Но вот как иначе? Во-первых, я старшая сестра. Да и стыд и срам, признаваться, что ты боишься. Хотя боялась ужасно! Вся дрожу, но ни за что не признаюсь, что я боюсь. Никто из мальчишек не идет. Я пойду первая. Храбрая была девочка.
Война
Помню первый день войны. Я была в желтеньком платьице, на нем были нарисованы бабочки и стрекозки. Цветные. Мы вернулись из Верхней Пышмы, и сидит у приемника моя тетя, плачет. Объявлена война. Я помню этот приемник. У него сбоку дверца была. Я думаю: «Ну, кто же это объявляет эту войну? Что это за человечек такой? Я все равно его увижу». Я вот подкралась и открыла дверцу. Кроме лампочки, никого нет. Никакого человечка нет, а голос раздается. Мне было четыре с половиной года, и я помню, что была поражена. Не помню лица ни мамы, ни папы – никого. Только тетю Валю и то, что мне хочется узнать, кто же про войну объявил.
В начале сороковых у нас уже было затемнение – окна обклеены. Но мы из них могли наблюдать съемки «Сильвы» [первый художественный фильм Свердловской киностудии] – прямо во дворе декорации были выстроены
Дина Григорьевна вместе с сестрой провели все детство в доме-гребенке и поделилась своими воспоминаниями о быте, играх в коридорах, походах на прививку и войне в интервью Алене Потаповой.
Родители
Папа Козлов Григорий Виссарионович – старший научный сотрудник института Уралмеханобр. Он был большой специалист по обогащению руд цветных металлов. Занимался научной работой. Ученой степени у него не было, но доктора и кандидаты наук на его похоронах называли папу своим учителем. У него был персональный оклад от министра цветных металлов Советского Союза.
Мама работала в УФАНе [Уральский филиал академии наук]химиком-лаборантом в институте цветных металлов.
Познакомились они в Унипромеди, кажется, и в 35-м году поженились. Папе дали комнату в трехкомнатной квартире на Ленина, 52 в корпусе 1А, квартира 260. На пятом этаже. Там мы и жили. Я уже в 36-м родилась, а потом и сестра моя, в 38-м.
Коммунальные квартиры
Из коридора заходишь в двухэтажную квартиру. На первом этаже – комната и кухня. Общая кухня для всех трех комнат, а на втором этаже – две комнаты – 9 и 18 метров, и туалет. Когда строили, очевидно, было рассчитано на семью, но обычно жило по две-три семьи.
Наша комната – четырнадцать квадратных метров – располагалась на первом этаже. Жили впятером: мама, папа, бабушка и мы, две сестры. В комнате – кровать родителей, кровать бабушки, шкаф и стол у окна. Мы с сестрой спали на одной кроватке. Попеременно. Одна – на кроватке, а другая – на стульях. Придвигали стулья, и на эти стулья клали матрасик.
На этаже было 13 квартир, и в каждой – по три-четыре ребенка, потому что семья живет не в квартире, а в комнатах. У всех минимум два ребенка. В нашей квартире детей было пятеро.
Наверное, в 49-м или 50-м году папе дали две комнаты в трехкомнатной квартире уже в 4А корпусе, тоже пятый-шестой этаж. У меня все детство прошло под небесами. Сначала пятый этаж, потом шестой.
Коридоры
Мы носились по своему коридору, еще и с другого этажа приходили дети. И мы по-разному играли. Если в больницу, то я всегда была врачом. Если в магазин, то я продавец. А еще я из бумаги, из газет шила коляски. Сама придумывала, потому что у всех же куклы, у всех игрушки.
На втором этаже были две комнаты. В одной жил мальчик с мамой, эвакуированный из Ленинграда, а в другой – брат и сестра. Мы с ними дружили.
Угольные горки
Зимой мы катались с горки. У нас между первым и вторым корпусом был навален уголь, потому что котельная своя была. Горы каменного угля!
Литерные корпуса
На Бажова было двухэтажное здание, в котором в моем детстве был детский сад. Я в него не ходила, потому что раз у нас была бабушка, нам не полагался детский садик. Потом ликвидировали эти детские сады где-то, по-моему, после войны. Еще в годы войны, я помню, детский сад был. А после войны там был создан стационар 12-й городской больницы. Точно знаю, что там было терапевтическое отделение. Помню, что там был потом и неврологический стационар.
В том конце, который сейчас на Бажова, рядом с четвертым корпусом, была детская поликлиника. Вход в нее был отдельный. Стены были расписаны масляной краской – очень интересные из детских сказок нарисованы картины.
Самое раннее помню, на прививки ходили. Дошкольного возраста я была. Сидела и ждала, когда вызовут. А все ревут сидят. Спрашивают: «Кто пойдет первый?». Я поднимаю руку. Дрожу. Боюсь. Но вот как иначе? Во-первых, я старшая сестра. Да и стыд и срам, признаваться, что ты боишься. Хотя боялась ужасно! Вся дрожу, но ни за что не признаюсь, что я боюсь. Никто из мальчишек не идет. Я пойду первая. Храбрая была девочка.
Война
Помню первый день войны. Я была в желтеньком платьице, на нем были нарисованы бабочки и стрекозки. Цветные. Мы вернулись из Верхней Пышмы, и сидит у приемника моя тетя, плачет. Объявлена война. Я помню этот приемник. У него сбоку дверца была. Я думаю: «Ну, кто же это объявляет эту войну? Что это за человечек такой? Я все равно его увижу». Я вот подкралась и открыла дверцу. Кроме лампочки, никого нет. Никакого человечка нет, а голос раздается. Мне было четыре с половиной года, и я помню, что была поражена. Не помню лица ни мамы, ни папы – никого. Только тетю Валю и то, что мне хочется узнать, кто же про войну объявил.
В начале сороковых у нас уже было затемнение – окна обклеены. Но мы из них могли наблюдать съемки «Сильвы» [первый художественный фильм Свердловской киностудии] – прямо во дворе декорации были выстроены
Десять лет, которые я провел на Ленина, 52 — это лучшие воспоминания.
Вениамин Яковлевич Раевский переехал в комнату № 65 на Ленина, 52Б в начале шестидесятых, после выпускного в детском саду. Там он провел школьные годы, обзавелся надежными друзьями и яркими воспоминаниями.
Вениамин Яковлевич рассказал о переезде, дворовой жизни и взаимоотношениях с соседями.
Интервьюер: Наталья Тамбулова
Заселение на Ленина, 52
До начала шестидесятых мы жили, вы не можете себе представить, в деревянном доме, втроем — я, папа, мама. И у нас комната была одна с соседями — шесть квадратных метров! Я только помню, там кровать стояла, шкаф, печка и все, и соседи еще. И я помню, когда выпускной был в садике, и за мной пришли, и мы куда-то едем, совсем не туда, где мы жили. Я ничего не понимал. И потом приехали на Ленина, 52, какой-то незнакомый дом, я открываю дверь, там моя мама почему-то. И я вот так страшно удивился.
На самом деле, поскольку нас было трое, нам должны были предоставить отдельную квартиру однокомнатную, но мы жили с соседями. Потому что некая судья, хотя она жила вдвоем с мужем, смогла получить ту квартиру, а нам дали комнату. Но я, конечно, не жалею, потому что эти десять лет, которые я провел на Ленина, 52, – лучшие воспоминания моей жизни. Очень много друзей у меня там осталось. Мы вчетвером все еще дружим и встречаемся вот с этими друзьями. И после того, как я в 1970-м уехал с Ленина, 52, я все равно, как только появлялось свободное время, приезжал в свой двор, и мы там встречались с теми, кто остался и кто еще приезжал.
Мы жили в 65-й квартире, в доме на улице Ленина, 52, корпус «Б». До сих пор помню планировку. Второй этаж, трое соседей. Значит, кухня одна была в конце на всех, конечно. Одна комната, потом вторая комната и наша комната, и здесь коридор был. Дальше – туалет и ванная совмещенные. Комната наша была 18 квадратных метров.
Детские развлечения
Мы играли во все подвижные игры: казаки-разбойники, прятки... Вдоль каждого дома росли акации густые, помню, там хорошо было прятаться. Но нам хотелось, я помню, очень свой корт иметь. Мы ходили в домоуправление, просили, но на нас внимания не обращали, вот… Тогда мы решили сделать сами. И вот мы где-то достали доски и стали их колотить – и сколотили, значит, деревянный забор – одну секцию, а надо было четыре. Это класс шестой был. Но что удивительно, видимо, взрослые это увидели и через день его достроили.
У нас была детская комната, в корпусе 3А, на первом этаже. И там была руководителем Александра Семеновна, я вот сейчас не помню фамилию. Мы души в ней не чаяли. Это была специальная комната, где было много настольных игр, где мы играли, смотрели диафильмы. Потом она, помню, привлекала каких-то пенсионеров-учителей бывших помогать в учебе. Эта детская комната организовала футбольные и хоккейные матчи между районами.
Во дворе стоял стол из досок, а между досками были щели. Мы там играли в настольный теннис, но это так развивало реакцию, потому что когда шарик попадал в эту щель, у него отскок был непредсказуемый. И вот это тоже было, как и корт, центром притяжения. Я помню, все мальчишки собирались вокруг этого стола, и вот у нас первенство было, мы играли в теннис. Я все еще играю в настольный теннис. У меня даже есть грамота, где написано: «Раевский Вениамин — первая ракетка района.
Дворовые клички
Город поделен был на какие-то районы, дворы. Были дружественные дворы и недружественные. Вот когда шла группа парней и видела другую группу парней, начинали выяснять, откуда они. И если не из дружественных, там могло кончиться не очень хорошо. И вот такую картинку можно было наблюдать часто, что по улице бежит ватага парней с кольями – бить другую ватагу парней. Прямо по проспекту Ленина.
У нас были свои «короли», был Бэк, Боря Маковский, он считался «королем» на Ленина, 52. У него был брат Сергей Маковский, мой друг, кстати. Помню там Тера, Клин, Кулак, был Бэк, да-да-да…
У меня была кличка Венёма, я Вениамин. Но это еще более или менее, еще ничего.
Кроме Ленина, 52, еще Ленина, 5, славилось своими «хулиганами». И еще дворы на Луначарского были недружественные. Мы с ними выясняли. Я не помню, были ли парни из Городка чекистов нашими врагами. Но помню, там один мой очень хороший знакомый глаза лишился на этих стычках. Сами стычки проходил в парке Энгельса.
Тамара и голуби
В здании, где сейчас травмпункт, была обычная больница. И была достопримечательность нашего двора — Тамара. Она играла на балалайке, по-моему, и пела. И вот, я помню, что больные из этого стационара летом выходили во внутренний двор, и Тамара им играла и пела. Вообще Тамару все помнят, все знают. Особенно голуби ее знали, потому что она кормила их все время. Как только она выходила на улицу, на нее все голуби слетались, прямо садились на руки. Такой человек интересный.
Отношения с соседями
Это интересный вопрос, да. Мне почему-то кажется, что поначалу всегда ничего, но к концу всегда все плохо. Вот мне почему-то так кажется, что печальный конец в этой жизни с соседями всегда неизбежен. Начинаются какие-то обиды. Общая кухня, кто-то там не вымыл, кто-то поставил, график дежурств, кто-то моет, кому-то кажется, что этот плохо моет, а этот хорошо моет, после этого ссоры, каждый боится оставить кастрюлю с супом на общей кухне.
На кухне у каждого свой стол – одна кухня на три комнаты. А в корпусе 2А, на третьем этаже и на втором, на весь коридор одна общая кухня и один туалет.
Вениамин Яковлевич рассказал о переезде, дворовой жизни и взаимоотношениях с соседями.
Интервьюер: Наталья Тамбулова
Заселение на Ленина, 52
До начала шестидесятых мы жили, вы не можете себе представить, в деревянном доме, втроем — я, папа, мама. И у нас комната была одна с соседями — шесть квадратных метров! Я только помню, там кровать стояла, шкаф, печка и все, и соседи еще. И я помню, когда выпускной был в садике, и за мной пришли, и мы куда-то едем, совсем не туда, где мы жили. Я ничего не понимал. И потом приехали на Ленина, 52, какой-то незнакомый дом, я открываю дверь, там моя мама почему-то. И я вот так страшно удивился.
На самом деле, поскольку нас было трое, нам должны были предоставить отдельную квартиру однокомнатную, но мы жили с соседями. Потому что некая судья, хотя она жила вдвоем с мужем, смогла получить ту квартиру, а нам дали комнату. Но я, конечно, не жалею, потому что эти десять лет, которые я провел на Ленина, 52, – лучшие воспоминания моей жизни. Очень много друзей у меня там осталось. Мы вчетвером все еще дружим и встречаемся вот с этими друзьями. И после того, как я в 1970-м уехал с Ленина, 52, я все равно, как только появлялось свободное время, приезжал в свой двор, и мы там встречались с теми, кто остался и кто еще приезжал.
Мы жили в 65-й квартире, в доме на улице Ленина, 52, корпус «Б». До сих пор помню планировку. Второй этаж, трое соседей. Значит, кухня одна была в конце на всех, конечно. Одна комната, потом вторая комната и наша комната, и здесь коридор был. Дальше – туалет и ванная совмещенные. Комната наша была 18 квадратных метров.
Детские развлечения
Мы играли во все подвижные игры: казаки-разбойники, прятки... Вдоль каждого дома росли акации густые, помню, там хорошо было прятаться. Но нам хотелось, я помню, очень свой корт иметь. Мы ходили в домоуправление, просили, но на нас внимания не обращали, вот… Тогда мы решили сделать сами. И вот мы где-то достали доски и стали их колотить – и сколотили, значит, деревянный забор – одну секцию, а надо было четыре. Это класс шестой был. Но что удивительно, видимо, взрослые это увидели и через день его достроили.
У нас была детская комната, в корпусе 3А, на первом этаже. И там была руководителем Александра Семеновна, я вот сейчас не помню фамилию. Мы души в ней не чаяли. Это была специальная комната, где было много настольных игр, где мы играли, смотрели диафильмы. Потом она, помню, привлекала каких-то пенсионеров-учителей бывших помогать в учебе. Эта детская комната организовала футбольные и хоккейные матчи между районами.
Во дворе стоял стол из досок, а между досками были щели. Мы там играли в настольный теннис, но это так развивало реакцию, потому что когда шарик попадал в эту щель, у него отскок был непредсказуемый. И вот это тоже было, как и корт, центром притяжения. Я помню, все мальчишки собирались вокруг этого стола, и вот у нас первенство было, мы играли в теннис. Я все еще играю в настольный теннис. У меня даже есть грамота, где написано: «Раевский Вениамин — первая ракетка района.
Дворовые клички
Город поделен был на какие-то районы, дворы. Были дружественные дворы и недружественные. Вот когда шла группа парней и видела другую группу парней, начинали выяснять, откуда они. И если не из дружественных, там могло кончиться не очень хорошо. И вот такую картинку можно было наблюдать часто, что по улице бежит ватага парней с кольями – бить другую ватагу парней. Прямо по проспекту Ленина.
У нас были свои «короли», был Бэк, Боря Маковский, он считался «королем» на Ленина, 52. У него был брат Сергей Маковский, мой друг, кстати. Помню там Тера, Клин, Кулак, был Бэк, да-да-да…
У меня была кличка Венёма, я Вениамин. Но это еще более или менее, еще ничего.
Кроме Ленина, 52, еще Ленина, 5, славилось своими «хулиганами». И еще дворы на Луначарского были недружественные. Мы с ними выясняли. Я не помню, были ли парни из Городка чекистов нашими врагами. Но помню, там один мой очень хороший знакомый глаза лишился на этих стычках. Сами стычки проходил в парке Энгельса.
Тамара и голуби
В здании, где сейчас травмпункт, была обычная больница. И была достопримечательность нашего двора — Тамара. Она играла на балалайке, по-моему, и пела. И вот, я помню, что больные из этого стационара летом выходили во внутренний двор, и Тамара им играла и пела. Вообще Тамару все помнят, все знают. Особенно голуби ее знали, потому что она кормила их все время. Как только она выходила на улицу, на нее все голуби слетались, прямо садились на руки. Такой человек интересный.
Отношения с соседями
Это интересный вопрос, да. Мне почему-то кажется, что поначалу всегда ничего, но к концу всегда все плохо. Вот мне почему-то так кажется, что печальный конец в этой жизни с соседями всегда неизбежен. Начинаются какие-то обиды. Общая кухня, кто-то там не вымыл, кто-то поставил, график дежурств, кто-то моет, кому-то кажется, что этот плохо моет, а этот хорошо моет, после этого ссоры, каждый боится оставить кастрюлю с супом на общей кухне.
На кухне у каждого свой стол – одна кухня на три комнаты. А в корпусе 2А, на третьем этаже и на втором, на весь коридор одна общая кухня и один туалет.
Карпенко Давид Иванович
Родился 28 июня 1908 года в с. Никольское Рыбинского района Ярославской области Окончил Московский энергетический институт (1935).
В 1928 году после окончания Саратовской железнодорожной профтехшколы работал электромонтером паровозоремонтного завода, а в 1929 году его приняли в члены КПСС. В 1935—1936 гг. — на центральном диспетчерском пункте «Уралэнерго»; в 1936—1950 гг. — на Среднеуральской ГРЭС: дежурный электротехник, дежурный инженер, начальник цеха, главный инженер, директор.
В 1950—1957 гг. — руководитель Свердловского главного управления Министерства электростанций СССР («Свердловэнерго»).
В 1960—1976 гг. — управляющий, руководитель группы научно-технической информации «Винницаэнерго».
Во время Великой Отечественной войны и послевоенные годы возглавлял работы по обеспечению максимально возможной выработки электроэнергии. Участвовал в организации и проведении скоростных ремонтов оборудования, организации и проведении работ по обеспечению бесшлаковочной мощности паровых котлов при работе на челябинском угле. Возглавлял работы по наращиванию генерирующих мощностей на Среднеуральской ГРЭС. В период 1950—1957 гг. возглавлял работы по вводу в эксплуатацию новых уральских ГРЭС: первой электростанции высокого давления на Урале — Нижне-Туринской ГРЭС, первых агрегатов на Серовской и Верхне-Тагильской ГРЭС. Участвовал в освоении сжигания дальнепривозного высокозольного и абразивного экибастузского угля. Внес вклад в разработку и реализацию комплексных программ модернизации теплосилового и электротехнического оборудования энергосистемы.
Награжден орденами Октябрьской Революции, Трудового Красного Знамени (дважды), «Знак Почета», медалями. В Виннице, на доме где он прожил 12 лет, установлена мемориальная доска в день его 100-летия.
В 1928 году после окончания Саратовской железнодорожной профтехшколы работал электромонтером паровозоремонтного завода, а в 1929 году его приняли в члены КПСС. В 1935—1936 гг. — на центральном диспетчерском пункте «Уралэнерго»; в 1936—1950 гг. — на Среднеуральской ГРЭС: дежурный электротехник, дежурный инженер, начальник цеха, главный инженер, директор.
В 1950—1957 гг. — руководитель Свердловского главного управления Министерства электростанций СССР («Свердловэнерго»).
В 1960—1976 гг. — управляющий, руководитель группы научно-технической информации «Винницаэнерго».
Во время Великой Отечественной войны и послевоенные годы возглавлял работы по обеспечению максимально возможной выработки электроэнергии. Участвовал в организации и проведении скоростных ремонтов оборудования, организации и проведении работ по обеспечению бесшлаковочной мощности паровых котлов при работе на челябинском угле. Возглавлял работы по наращиванию генерирующих мощностей на Среднеуральской ГРЭС. В период 1950—1957 гг. возглавлял работы по вводу в эксплуатацию новых уральских ГРЭС: первой электростанции высокого давления на Урале — Нижне-Туринской ГРЭС, первых агрегатов на Серовской и Верхне-Тагильской ГРЭС. Участвовал в освоении сжигания дальнепривозного высокозольного и абразивного экибастузского угля. Внес вклад в разработку и реализацию комплексных программ модернизации теплосилового и электротехнического оборудования энергосистемы.
Награжден орденами Октябрьской Революции, Трудового Красного Знамени (дважды), «Знак Почета», медалями. В Виннице, на доме где он прожил 12 лет, установлена мемориальная доска в день его 100-летия.
Мочалов Сергей Григорьевич
Главный инженер «Уралмеханобра», Живописец, график, гравер, скульптор, мастер заказного портрета, музыкант, исследователь истории царской семьи.
Сергей Григорьевич Мочалов родился в 1933 г. в г. Свердловске. Умер в 2021 г. С 1970 г. художник регулярно принимал участие в городских, региональных и Всесоюзных художественных выставках. Работы мастера находятся в музеях и частных коллекциях России, Украины, Эстонии, Финляндии, Франции, Болгарии, Германии, Югославии, Великобритании, Голландии, США, Израиля, Италии. Несколько картин выставлены в Тернер-центре (США, штат Висконсин), музее «Метрополитен» (Нью-Йорк). Персональные экспозиции автора из года в год организуются на самых известных выставочных площадках Екатеринбурга. Сергей Григорьевич Мочалов увлекается джазом: на открытии своих персональных выставок собственноручно исполняет джазовые композиции на электронном синтезаторе.
Сергей Григорьевич жил здесь с трех лет, его родители, инженеры Механобра, получили квартиру в этих домах сразу после сдачи.
Сергей Григорьевич Мочалов родился в 1933 г. в г. Свердловске. Умер в 2021 г. С 1970 г. художник регулярно принимал участие в городских, региональных и Всесоюзных художественных выставках. Работы мастера находятся в музеях и частных коллекциях России, Украины, Эстонии, Финляндии, Франции, Болгарии, Германии, Югославии, Великобритании, Голландии, США, Израиля, Италии. Несколько картин выставлены в Тернер-центре (США, штат Висконсин), музее «Метрополитен» (Нью-Йорк). Персональные экспозиции автора из года в год организуются на самых известных выставочных площадках Екатеринбурга. Сергей Григорьевич Мочалов увлекается джазом: на открытии своих персональных выставок собственноручно исполняет джазовые композиции на электронном синтезаторе.
Сергей Григорьевич жил здесь с трех лет, его родители, инженеры Механобра, получили квартиру в этих домах сразу после сдачи.
Бубновский Самуил Маркович
Активный участник большевистского подполья в Бессарабии в составе Румынии, один из активных участников создания Молдавской АССР, партийный и государственный деятель республики (1902, Кишинёв Бессарабской губернии — 31 декабря 1937, Свердловск). Партийные псевдонимы Аурел, Френк, Оскар.
Бубновский родился в семье пекаря в Кишинёве, там же окончил гимназию. Участвовал в революционном движении с 1917 года, членом коммунистической партии стал в 1919 году. В 1919 году возглавил левое крыло Союза социалистической молодёжи Бессарабии, в декабре того же года стал секретарём бессарабского областного комитета РКСМ (комсомола), затем членом бессарабского комитета РКП (б).
С марта 1921 года — член Временного ЦК Коммунистической партии Румынии, в апреле 1921 года арестован, подвергнут пыткам. Вместе с Павлом Ткаченко был обвиняемым в ходе «Процесса 270-ти». Против процесса в мировой прессе поднялась волна протеста. Видный деятель румынского рабочего движения Александру Доброджану-Геря писал в газете «Сочиализмул» о несостоятельности обвинений, предъявленных Павлу Ткаченко и Самуилу Бубновскому: «…Сегодня можно уже говорить об окончании чудовищного процесса, состряпанного из десятков дел путем насилия над любыми правовыми нормами и разумом, — процесса, который ни на минуту не переставал быть чудовищным…». Румынским властям под давлением общественности пришлось освободить большинство обвиняемых, однако Бубновский и Ткаченко были осуждены, но через некоторое время им удалось бежать из-под стражи. Вскоре Бубновского вновь арестовали, но потом, по требованию общественности, освободили, и он тайно перебрался через Днестр в СССР.
Бубновский был одним из активных участников создания МАССР. В начале 1924 года он был одним из подписвших письмо-ходатайство от имени народных масс в ЦК РКП (б) о создании МАССР, стал секретарём ревкома республики. На первом съезде Советов Молдавии в апреле 1925 года был избран секретарём ЦИК МАССР, затем заместителем председателя СНК и председателем Госплана республики, с апреля 1927 одновременно нарком торговли.
С началом индустриализации его направили на учёбу в Ленинградский политехнический институт (окончил в 1932 году), в годы учёбы избирался членом Выборгского РК ВКП (б) и депутатом Выборгского райсовета Ленинграда. С 1932 года — начальник строительно-монтажного управления в Свердловске. Репрессирован и расстрелян в 1937 году.
На Ленина, 52 жил в 4 корпусе в кв. 193.
Интересные факты
Именем Бубновского в 1968 году была названа улица в кишинёвском районе Рышкановка. После распада СССР она была названа Матей Басараб, в честь господаря Валахии в 1632—1654 годах.
Бубновский родился в семье пекаря в Кишинёве, там же окончил гимназию. Участвовал в революционном движении с 1917 года, членом коммунистической партии стал в 1919 году. В 1919 году возглавил левое крыло Союза социалистической молодёжи Бессарабии, в декабре того же года стал секретарём бессарабского областного комитета РКСМ (комсомола), затем членом бессарабского комитета РКП (б).
С марта 1921 года — член Временного ЦК Коммунистической партии Румынии, в апреле 1921 года арестован, подвергнут пыткам. Вместе с Павлом Ткаченко был обвиняемым в ходе «Процесса 270-ти». Против процесса в мировой прессе поднялась волна протеста. Видный деятель румынского рабочего движения Александру Доброджану-Геря писал в газете «Сочиализмул» о несостоятельности обвинений, предъявленных Павлу Ткаченко и Самуилу Бубновскому: «…Сегодня можно уже говорить об окончании чудовищного процесса, состряпанного из десятков дел путем насилия над любыми правовыми нормами и разумом, — процесса, который ни на минуту не переставал быть чудовищным…». Румынским властям под давлением общественности пришлось освободить большинство обвиняемых, однако Бубновский и Ткаченко были осуждены, но через некоторое время им удалось бежать из-под стражи. Вскоре Бубновского вновь арестовали, но потом, по требованию общественности, освободили, и он тайно перебрался через Днестр в СССР.
Бубновский был одним из активных участников создания МАССР. В начале 1924 года он был одним из подписвших письмо-ходатайство от имени народных масс в ЦК РКП (б) о создании МАССР, стал секретарём ревкома республики. На первом съезде Советов Молдавии в апреле 1925 года был избран секретарём ЦИК МАССР, затем заместителем председателя СНК и председателем Госплана республики, с апреля 1927 одновременно нарком торговли.
С началом индустриализации его направили на учёбу в Ленинградский политехнический институт (окончил в 1932 году), в годы учёбы избирался членом Выборгского РК ВКП (б) и депутатом Выборгского райсовета Ленинграда. С 1932 года — начальник строительно-монтажного управления в Свердловске. Репрессирован и расстрелян в 1937 году.
На Ленина, 52 жил в 4 корпусе в кв. 193.
Интересные факты
Именем Бубновского в 1968 году была названа улица в кишинёвском районе Рышкановка. После распада СССР она была названа Матей Басараб, в честь господаря Валахии в 1632—1654 годах.
Константинов Алексей Семенович
Алексея Семеновича Константинова по праву называют одним из самых ярких художников своего города и области. Он известен в первую очередь как монументалист — панно, барельефы, скульптурные группы авторства Константинова можно по сей день увидеть в Нижнем Тагиле, Краснотурьинске, Кировграде, других городах Свердловской области и за её пределами. Кроме того, Алексей Семёнович немало обращался к живописи и графике.
Родился Алексей Константинов в Алтайском селе Курья, прошёл Великую Отечественную войну, окончил сначала Свердловское художественное училище им. И. Д. Шадра, а затем и Московский художественный институт им. В. И. Сурикова. В Нижний Тагил он переехал в 1964 году, где до конца жизни работал в мастерских Художественного фонда.
В это непросто поверить, но настоящее признание творчества этого художника произошло только спустя два года после его смерти (Константинов ушёл в 1998-м). Виной тому борьба с альтернативными течениями в советском искусстве в 60−80-х годах, в этой атмосфере Алексею Константинову просто-напросто запрещали выставляться.
При том, что он является одним из самых любопытных представителей второй, послевоенной волны русского авангарда. И если сегодня о московских и ленинградских художниках, принадлежащих к этой самой второй волне, известно многое, то о региональных мастерах мы начали узнавать относительно недавно, и впереди ещё долгий путь по признанию и описанию целого пласта отечественной культуры.
Интерес к авангардной традиции у Константинова формировался как раз во время учёбы в училище, ведь в запасниках Свердловской картинной галереи хранились произведения Малевича, Кандинского, Кончаловского. Закрепилась предрасположенность к этому направлению под влиянием уже столичной среды.
Друг художника Игорь Малышев вспоминает о нем:
Леша приехал в Нижний Тагил в 1964 году после окончания Суриковского института. Столичная идейная и художественная жизнь периода «оттепели» рождала надежду на возможность социализма как свободного и человечного общества. В творчестве же — стимулировала освобождение от догматов сталинского «соц.реализма». Сам художник говорил, что во время учебы пропадал в Пушкинском музее в залах живописи ХХ века. С этим «запалом» он и приехал на Урал, в Нижний Тагил. Он был молод, полон творческого энтузиазма. Женился по любви на официантке ресторана «Северный Урал» — очень симпатичной пухленькой блондинке. Лида, его жена, стала верной подругой, верящей в его большое будущее как художника, чем поддерживала Лешу в трудные времена, которые ему еще предстояли.
В 1968-м [когда мы познакомились] это был сорокалетний красавец: стройный, с чёрной смоляной шевелюрой, мефистофельской бородкой, на голове берет — короче, являл собой образ художественной богемы. Что явно выделяло его на фоне стандартизированной внешности жителей промышленного Нижнего Тагила. Так же выделялась и его живописная серия пейзажей «Конжаковский камень», которую мы увидели на городской выставке в Музее изобразительных искусств. На фоне добротных реалистических картин его экспрессивные и в цветовом, и в пластическом решении, по сути, полуабстрактные работы впечатляли. Мы с женой были молоды, активны и, поражённые работами художника, напросились в его мастерскую, которая располагалась в каком-то полуразрушенном здании неподалёку от музея… По нашей наивности мы, помня советы Гертруды Стайн молодому Хемингуэю, что надо покупать картины у молодых и непризнанных художников, спросили его: «Можно ли купить одну из ваших работ?» При том что в кармане были, по сути, гроши. Лёша согласился. Так началась наша дружба".
Многие искусствоведы полагают, что в первой половине 1970-х в творчестве Алексея Семёновича наступает перелом: образный строй картин Константинова приобретает пронзительно трагический характер, выражая крах надежд на осуществление «оттепельных» идеалов его молодости. А выход из кризиса к концу 1970-х внешне выразился в отказе художника от жанра идейно-тематической картины и в создании им только абстрактных композиций. Станковые работы А. С. Константинова критиковались за отступления от канонов реализма, ни одна из его работ при жизни мастера не прошла даже на областные выставки.
Не было ни официального признания, ни покупателей. Он не стал даже членом Союза художников. Лишь очень узкий круг друзей ценили его работы, сопереживали его творческой судьбе. Игорь Малышев рассказывает: «Зарабатывал же на жизнь Лёша монументально-оформительской работой, выкладывал мозаичные панно на стенах и фасадах зданий, Дворцов культуры, в здании Ленинского РОВД, в Рудоуправлении. Работа трудоёмкая, тяжёлая. Чем могла, помогала ему его жена Лида. Но в 90-е годы и этих заказов не стало. И Алексею Семёновичу приходилось соглашаться на самую неквалифицированную работу, вплоть до ремонта и раскраски детских игровых площадок».
В 1998 году Алексея Семёновича не стало.
Первая персональная выставка Алексея Константинова за пределами мастерской прошла в городском музее ИЗО уже после смерти мастера. В 2009 году по инициативе сына художника картины Алексея Семёновича были переданы для хранения и продвижения Н. В. Грачикову, одному из учредителей фонда сохранения и поддержки искусства «Коллекция». Значительная часть живописных работ нуждалась в реставрации.
Одна из самых мощных его работ — огромное панно на фасаде дома № 40 по проспекту Ленина в Нижнем Тагиле. Загадка ее появления до сих пор не разгадана. Кто заказал такую масштабную работу художнику, который не состоял в Союзе художников? Явно, что это было сделано кем-то из первых лиц города, уровня не ниже зампредседателя горисполкома или же второго секретаря горкома партии. Но если это так, то этот человек сильно рисковал, заказывая оформление самой главной улицы города фактически опальному художнику. Неизвестно также и где работал мастер над произведением площадью 207 квадратных метров: в любом случае для этого нужно помещение более просторное, чем художественные мастерские.
Родился Алексей Константинов в Алтайском селе Курья, прошёл Великую Отечественную войну, окончил сначала Свердловское художественное училище им. И. Д. Шадра, а затем и Московский художественный институт им. В. И. Сурикова. В Нижний Тагил он переехал в 1964 году, где до конца жизни работал в мастерских Художественного фонда.
В это непросто поверить, но настоящее признание творчества этого художника произошло только спустя два года после его смерти (Константинов ушёл в 1998-м). Виной тому борьба с альтернативными течениями в советском искусстве в 60−80-х годах, в этой атмосфере Алексею Константинову просто-напросто запрещали выставляться.
При том, что он является одним из самых любопытных представителей второй, послевоенной волны русского авангарда. И если сегодня о московских и ленинградских художниках, принадлежащих к этой самой второй волне, известно многое, то о региональных мастерах мы начали узнавать относительно недавно, и впереди ещё долгий путь по признанию и описанию целого пласта отечественной культуры.
Интерес к авангардной традиции у Константинова формировался как раз во время учёбы в училище, ведь в запасниках Свердловской картинной галереи хранились произведения Малевича, Кандинского, Кончаловского. Закрепилась предрасположенность к этому направлению под влиянием уже столичной среды.
Друг художника Игорь Малышев вспоминает о нем:
Леша приехал в Нижний Тагил в 1964 году после окончания Суриковского института. Столичная идейная и художественная жизнь периода «оттепели» рождала надежду на возможность социализма как свободного и человечного общества. В творчестве же — стимулировала освобождение от догматов сталинского «соц.реализма». Сам художник говорил, что во время учебы пропадал в Пушкинском музее в залах живописи ХХ века. С этим «запалом» он и приехал на Урал, в Нижний Тагил. Он был молод, полон творческого энтузиазма. Женился по любви на официантке ресторана «Северный Урал» — очень симпатичной пухленькой блондинке. Лида, его жена, стала верной подругой, верящей в его большое будущее как художника, чем поддерживала Лешу в трудные времена, которые ему еще предстояли.
В 1968-м [когда мы познакомились] это был сорокалетний красавец: стройный, с чёрной смоляной шевелюрой, мефистофельской бородкой, на голове берет — короче, являл собой образ художественной богемы. Что явно выделяло его на фоне стандартизированной внешности жителей промышленного Нижнего Тагила. Так же выделялась и его живописная серия пейзажей «Конжаковский камень», которую мы увидели на городской выставке в Музее изобразительных искусств. На фоне добротных реалистических картин его экспрессивные и в цветовом, и в пластическом решении, по сути, полуабстрактные работы впечатляли. Мы с женой были молоды, активны и, поражённые работами художника, напросились в его мастерскую, которая располагалась в каком-то полуразрушенном здании неподалёку от музея… По нашей наивности мы, помня советы Гертруды Стайн молодому Хемингуэю, что надо покупать картины у молодых и непризнанных художников, спросили его: «Можно ли купить одну из ваших работ?» При том что в кармане были, по сути, гроши. Лёша согласился. Так началась наша дружба".
Многие искусствоведы полагают, что в первой половине 1970-х в творчестве Алексея Семёновича наступает перелом: образный строй картин Константинова приобретает пронзительно трагический характер, выражая крах надежд на осуществление «оттепельных» идеалов его молодости. А выход из кризиса к концу 1970-х внешне выразился в отказе художника от жанра идейно-тематической картины и в создании им только абстрактных композиций. Станковые работы А. С. Константинова критиковались за отступления от канонов реализма, ни одна из его работ при жизни мастера не прошла даже на областные выставки.
Не было ни официального признания, ни покупателей. Он не стал даже членом Союза художников. Лишь очень узкий круг друзей ценили его работы, сопереживали его творческой судьбе. Игорь Малышев рассказывает: «Зарабатывал же на жизнь Лёша монументально-оформительской работой, выкладывал мозаичные панно на стенах и фасадах зданий, Дворцов культуры, в здании Ленинского РОВД, в Рудоуправлении. Работа трудоёмкая, тяжёлая. Чем могла, помогала ему его жена Лида. Но в 90-е годы и этих заказов не стало. И Алексею Семёновичу приходилось соглашаться на самую неквалифицированную работу, вплоть до ремонта и раскраски детских игровых площадок».
В 1998 году Алексея Семёновича не стало.
Первая персональная выставка Алексея Константинова за пределами мастерской прошла в городском музее ИЗО уже после смерти мастера. В 2009 году по инициативе сына художника картины Алексея Семёновича были переданы для хранения и продвижения Н. В. Грачикову, одному из учредителей фонда сохранения и поддержки искусства «Коллекция». Значительная часть живописных работ нуждалась в реставрации.
Одна из самых мощных его работ — огромное панно на фасаде дома № 40 по проспекту Ленина в Нижнем Тагиле. Загадка ее появления до сих пор не разгадана. Кто заказал такую масштабную работу художнику, который не состоял в Союзе художников? Явно, что это было сделано кем-то из первых лиц города, уровня не ниже зампредседателя горисполкома или же второго секретаря горкома партии. Но если это так, то этот человек сильно рисковал, заказывая оформление самой главной улицы города фактически опальному художнику. Неизвестно также и где работал мастер над произведением площадью 207 квадратных метров: в любом случае для этого нужно помещение более просторное, чем художественные мастерские.
Дома Госпроумрала строились, прежде всего, для инженерно-технических и управленческих кадров. Мы нашли истории более 100 жильцов. Справки о многих есть в Википедии и других энциклопедиях. А из научных и технических книг, опубликованных в разные годы под их авторством, можно составить приличную библиотеку.